Страница:
94 из 318
Краев чужих неопытный любитель
И своего всегдашний обвинитель
Я говорил: в отечестве моем
Где верный ум, где гений мы найдем?
Где гражданин с душою благородной,
Возвышенной и пламенно свободной?
Где женщина – не с хладной красотой,
Но с пламенной, пленительной, живой?
Где разговор найду непринужденный,
Блистательный, веселый, просвещенный?
С кем можно быть не хладным, не пустым?
Отечество почти я ненавидел –
Но я вчера Голицыну увидел
И примирен с отечеством моим.
К месту прозвучало это стихотворение!
– Прекрасно, – восхитилась Голицына.
У молодого поэта в глазах мешались смех и грусть, и за ними угадывалось что-то еще – таинственное, сложное, что нельзя было сразу определить.
– Ты малый хороший… – одобрила его Голицына.
Шишков расхаживал по гостиной, по своей привычке собирая на свечах оттаявшие капли воска.
– Дайте-ка мне, княгиня, ваш альбом, – потребовал он.
Альбом у Голицыной был большой и толстый, с плотными листами, в кожаном переплете, с металлической застежкой и замочком.
Неторопливо листая тяжелые страницы, Шишков недовольно морщился, а потом написал крупным полууставом:
Без белил ты, девка, бела, Без румян ты, девка, ала, Ты честь-хвала отцу-матери, Сухота сердцу молодецкому.
– Вот стихи! – воскликнул он, торжествуя. И в глазах его зажегся огонек почти сумасшествия.
– Спасибо вам, Александр Семенович, – восхитилась Голицына. – Спасибо за русские стихи.
Было около трех часов. Позвали к столу.
|< Пред. 92 93 94 95 96 След. >|