JК
Шопен :: Оржеховская Фаина Марковна
Страница: 45 из 138И роза емувнимает. Я не могу не верить поэзии…
– А вот у нас в учебниках…
– Что мне учебники! Я сам слышу! И что могут знать ученые о чувствах? Это не их дело!
С утра Фридерик играл на фортепиано. А потом на большой веранде они с Домеком и его матерью рисовали для дачной газеты «Курьер шафарнский» – в подражание «Курьеру варшавскому». Помещали ежедневную юмористическую хронику: как дождь застал их в поле и они вымокли, как пустились бежать со всех ног, услыхав кваканье лягушки в болоте, как во время праздника танцевали ночью при свете костров и как Фридерик вздумал кататься на норовистом жеребце. – Я все еще сижу на нем, глядите! – было написано под карикатурой, изображающей буйного жеребца и сидящего на нем испуганно-гордого Фридерика. – А почему сижу? Потому, что он еще не догадался меня сбросить! – Хрупкий Фридерик ни в чем не хотел отставать от здорового, сильного Домека: ездил верхом, лазил по деревьям, купался в холодной речке. Простужался, падал, ушибался, потом целую неделю хромал, к ужасу пани Дзевановской, но продолжал свои отважные экскурсии, а потом рисовал на себя карикатуры.
Куявия была родиной его матери. Пани Юстына часто пела, и оттого шафарнские песенки были так знакомы Фридерику, что, услыхав мелодию куявяка впервые, он угадывал ее продолжение и конец. Как легко песня превращалась в танец! И как певучи, как напевны были танцевальные мелодии! Не поляк не отличил бы куявяк от мазура.
– А вот у нас в учебниках…
– Что мне учебники! Я сам слышу! И что могут знать ученые о чувствах? Это не их дело!
С утра Фридерик играл на фортепиано. А потом на большой веранде они с Домеком и его матерью рисовали для дачной газеты «Курьер шафарнский» – в подражание «Курьеру варшавскому». Помещали ежедневную юмористическую хронику: как дождь застал их в поле и они вымокли, как пустились бежать со всех ног, услыхав кваканье лягушки в болоте, как во время праздника танцевали ночью при свете костров и как Фридерик вздумал кататься на норовистом жеребце. – Я все еще сижу на нем, глядите! – было написано под карикатурой, изображающей буйного жеребца и сидящего на нем испуганно-гордого Фридерика. – А почему сижу? Потому, что он еще не догадался меня сбросить! – Хрупкий Фридерик ни в чем не хотел отставать от здорового, сильного Домека: ездил верхом, лазил по деревьям, купался в холодной речке. Простужался, падал, ушибался, потом целую неделю хромал, к ужасу пани Дзевановской, но продолжал свои отважные экскурсии, а потом рисовал на себя карикатуры.
Куявия была родиной его матери. Пани Юстына часто пела, и оттого шафарнские песенки были так знакомы Фридерику, что, услыхав мелодию куявяка впервые, он угадывал ее продолжение и конец. Как легко песня превращалась в танец! И как певучи, как напевны были танцевальные мелодии! Не поляк не отличил бы куявяк от мазура.