JК
Тают снега :: Астафьев Виктор Петрович
Страница: 26 из 84"Бухгалтер", - решила Тася и, отыскав глазами табуретку, присаживаясь, сказала:
- Подождать так подождать. Ух, уморились мы. Далеко, оказывается.
Тася явно старалась завязать разговор, но ее никто не поддержал. Только Миша Сыроежкин через некоторое время протянул:
- Да-а, не близко, - и засобирался. - Ну я пошел.
- Спасибо вам.
- За что спасибо-то? Устроитесь, к нам заходите, рады будем.
Миша ушел. Бухгалтер курил "Ракету", и дым слоился по комнате, временами вовсе скрывая его седую голову с массивным лбом.
В помещении было застойно, душно. В одном конце комнаты, где виднелась дверь с надписью "Председатель", молодая красивая женщина, похожая на разбитную цыганку, читала "Пионерскую правду" и исподтишка разглядывала Тасю. Здесь же стояли еще два стола, но за ними никто не сидел. В углу шкаф, и на нем, подпирая потолок, лежали толстые затрепанные книги. На их корешках выведено: "Тысяча девятьсот..." Среди комнаты в деревянном ящике с песком лежала безногая буржуйка, вокруг которой валялся слой разнообразнейших окурков. От трубы, выведенной в окно, тянулась паутина, цепляясь тончайшими нитями за пухлые книги.
Единственным предметом, на котором задерживался и отдыхал глаз Таси, был горшок с геранью. Из-за того, что ее не поливали и совали в горшок много окурков, герань захирела, но все еще цвела из последних сил каким-то неестественно ярким цветом, похожим на истлевающий уголь.
- Подождать так подождать. Ух, уморились мы. Далеко, оказывается.
Тася явно старалась завязать разговор, но ее никто не поддержал. Только Миша Сыроежкин через некоторое время протянул:
- Да-а, не близко, - и засобирался. - Ну я пошел.
- Спасибо вам.
- За что спасибо-то? Устроитесь, к нам заходите, рады будем.
Миша ушел. Бухгалтер курил "Ракету", и дым слоился по комнате, временами вовсе скрывая его седую голову с массивным лбом.
В помещении было застойно, душно. В одном конце комнаты, где виднелась дверь с надписью "Председатель", молодая красивая женщина, похожая на разбитную цыганку, читала "Пионерскую правду" и исподтишка разглядывала Тасю. Здесь же стояли еще два стола, но за ними никто не сидел. В углу шкаф, и на нем, подпирая потолок, лежали толстые затрепанные книги. На их корешках выведено: "Тысяча девятьсот..." Среди комнаты в деревянном ящике с песком лежала безногая буржуйка, вокруг которой валялся слой разнообразнейших окурков. От трубы, выведенной в окно, тянулась паутина, цепляясь тончайшими нитями за пухлые книги.
Единственным предметом, на котором задерживался и отдыхал глаз Таси, был горшок с геранью. Из-за того, что ее не поливали и совали в горшок много окурков, герань захирела, но все еще цвела из последних сил каким-то неестественно ярким цветом, похожим на истлевающий уголь.