Страница:
2 из 3
И точно: перед нами та же бестолковщина праздной жизни, те же ораторы и те же остряки. Так же, когда автор боится за свои ресурсы, за сценой начинает играть музыка, а на сцене и кстати и некстати, но так же охотно - жуют, язвят и балаганят.
Есть даже общая деталь у обеих пьес, и притом весьма характерная, уцелевший от прошлого и молчаливый свидетель.
Чехов был мягкий и элегический человек, и он сделал из этого "жизненного quand-meme" {Здесь: вопреки всему (фр.).} старого доктора. Помните, Чебутыкин, тот самый, который "представьте себе, Добролюбова и только по газетам знает". Но Андреев желчен, он - мистик и фаталист. Ему уже не до "Тара-ра-бумбии" и вообще не до Чебутыкиных. Что ему за дело, скажите, до сентиментальных представлений сестер Полозовых о доме на Басманной и человеке, который был влюблен в их мать. У него quand-meme вырядился древней прабабкой, которая притворяется глухой, но в сущности никакая не прабабка, а нечто Высшее - не то Усыпленная Совесть (см. Филарета {1}), не то Немезида (см. для скорости-малого Брокгауза).
II
Эстетическую работу двух мастеровых нельзя даже и сравнивать. Чехов все равно что создал новый русский театр. Леонид же Андреев воспринимает его как нечто данное. И не только воспринимает, но ему приходится формовать по чеховским моделям свое оригинальное, более того, органически чуждое чеховщине дарование.
|< Пред. 1 2 3 След. >|