JК
Тень Курска или Правды не узнает никто :: Переяслов Николай
Страница: 279 из 348Держать ориентир на шум винтов корабля сопровождения…
Мы опять выходили на океанский простор, выслеживая убегающую от нас субмарину, как лев выслеживает ускользающую от него в бескрайней прерии добычу. Оставив в Англии так, по-видимому, и не восстановившую свою форму «Мемфис» и один из кораблей сопровождения, «Толедо» вышла из Холи-Лоха и продолжила путь к американскому берегу.
Сейчас над нашей головой было шестьдесят пять метров воды, но впереди, как я понимал, нас ожидали и более глубокие погружения. Лодка рассчитана на глубину до восьмисот метров, каково-то оно там, в эдакой бездне? От одной мысли об опускании на такую глубину мне становилось не по себе. Тем более, что, по словам нашего лодочного замполита Огурцова, «выйти в море и погрузиться может любой дурак, а вот всплыть и возвратиться — только настоящий подводник».
Моряцкие шутки вообще не переставали поражать меня своей жесткой неэстетичностью. Ну, например, такие. Вопрос: «Когда военный моряк бывает человеком?» — Ответ: «Когда он падает в воду и подается команда: „Человек за бортом!“ Или: „Какая пробоина для корабля самая опасная?“ — „Самая опасная пробоина на корабле — это дыра в голове командира“, и тому подобные. Хотя я, конечно, и понимал, что этот их слегка „черноватый“ юмор обусловливался не благоприобретенными садистскими наклонностями моряков-подводников, но самими условиями их службы.
Мы опять выходили на океанский простор, выслеживая убегающую от нас субмарину, как лев выслеживает ускользающую от него в бескрайней прерии добычу. Оставив в Англии так, по-видимому, и не восстановившую свою форму «Мемфис» и один из кораблей сопровождения, «Толедо» вышла из Холи-Лоха и продолжила путь к американскому берегу.
Сейчас над нашей головой было шестьдесят пять метров воды, но впереди, как я понимал, нас ожидали и более глубокие погружения. Лодка рассчитана на глубину до восьмисот метров, каково-то оно там, в эдакой бездне? От одной мысли об опускании на такую глубину мне становилось не по себе. Тем более, что, по словам нашего лодочного замполита Огурцова, «выйти в море и погрузиться может любой дурак, а вот всплыть и возвратиться — только настоящий подводник».
Моряцкие шутки вообще не переставали поражать меня своей жесткой неэстетичностью. Ну, например, такие. Вопрос: «Когда военный моряк бывает человеком?» — Ответ: «Когда он падает в воду и подается команда: „Человек за бортом!“ Или: „Какая пробоина для корабля самая опасная?“ — „Самая опасная пробоина на корабле — это дыра в голове командира“, и тому подобные. Хотя я, конечно, и понимал, что этот их слегка „черноватый“ юмор обусловливался не благоприобретенными садистскими наклонностями моряков-подводников, но самими условиями их службы.