Тетрадь первая   ::   Цветаева Марина

Мы идем по пустынному шоссе, дождь, столбы, глина. Вы провожаете меня на станцию, и вдруг — неожиданно, одновременно — Вы ко мне, я к Вам, блаженно, как никогда в жизни! Рассказала — иными словами — В<алентине>Ч<ириковой> [175] . И та, смеясь: «Бросьте! Он никогда не поймет!» Поймите теперь, что я чувствовала день спустя, идя с Вами рядом по мокрой глине, вся еще в том сне, в чувстве его.

Рассказываю Вам теперь, чтобы Вы знали, что есть в мире не только день, но и ночь, не только любовь, но провидение, зоркая ночь древних, предвосхищающая (или — предрешающая?) события. Тень опережающая тело. Этот сон в моей жизни ничего не изменил, я переборола ночное наваждение, месяцы шли, мне было всё равно — и вдруг, тогда (теперь! но уже тогда), у самой станции, провожая Вас в первый раз: — «Если бы…» Всё вернулось. Та же глина, та же станция, та же я. (Та глина, та станция, та я.) Это был мой сбывшийся сон. Не относитесь легкомысленно. Сны у древних направляли жизнь, а древние были и мудрее и счастливее нас.

<Вдоль правого поля:>Запись внесенная в тетрадь позже и другим чернилом, очевидно октября 1923 г.

* * *



В жизни — одно, в любви другое. Никогда в жизни: всегда в любви.

* * *



Любовь — не состояние, а страна.

* * *



(Стихи: Сахара, В некой разлинованности нотной [176] :)

Судорожный час когда как солью

Раны засыпает | нам любовь

       забивает |

Наглухо…

    Закатной канифолью

Смазанные струны проводов…

* * *

|< Пред. 183 184 185 186 187 След. >|