Тетрадь третья   ::   Цветаева Марина

* * *



Не хотела бы быть ни Керн, ни Ризнич, ни даже Марией Раевской. [136] Карамзиной. [137] А еще лучше — няней. Ибо никому, никому, никогда, с такой щемящей нежностью:

— Подруга дней моих суровых,

Голубка дряхлая моя!

* * *



Ведь Пушкин, как вся его порода, любя — презирал, дружа — чтил, только Гончарову не презирал (понятие жены!) — самую презренную.

Да, важное:

Когда в ответ на собственный вопрос: как Пушкин мог любить Гончарову — куклу, я вспоминаю, как я 14-ти лет от роду в пансионе Фон-Дервиз любила Маргариту Ватсон (единственную красавицу, встреченную мною за всю жизнь — (подтверждаю в 1938 г.)), как не только безнадежно, но даже без понятия надежды (на что? взаимность? точно это, при таком устремлении, есть!) — как яснозренно, обреченно любила Маргариту Ватсон —

— я перестаю понимать собственный вопрос.

* * *



Мур

— начало июля или конец июня 1931 г. — Сам садясь в лесу на что-то подходящее и указывая на какой-то торчек:

— А Вы сядьте — где не удобно.

* * *



— А есть борзые кошки?

* * *



Я, ставя ему вопросы сказки:

Месяц спустя, 27-го июля 1931 г.

— Что быстрее и сильнее всего?

— Великан.

(В сказке мудрая семилетка отвечает: ветер.)

— Сильнее Беркулес, а поезд — быстрее.

— Жирнее всего?

— Бык.

(В сказке — земля.)

— Свинья, конечно.

— Мягче всего?

— Barnrn (в сказке: рука, к<отор>ую подкладывают под щеку)

— Пуховик, конечно.