Тетрадь вторая   ::   Цветаева Марина

Оказывается, они большинством были поняты, как о нас (здесь) и тех (там), о нас и России, о нас вне России, без России

(По просторам земных широт

Рассовали нас как сирот...)

И теперь, перечитывая: всё, каждая строчка совпадает, особенно:

Разбили нас — как колоду карт!

Строка, за выразительностью, тогда мною оставленная, но с огорчительным сознанием несоответствия образа: двух нельзя разбить как колоду, колода — множество, даже зрительно: карты летят!

Даже мое, самое личное, единоличное:

Который уж, ну — который март?

(Месяц того потока стихов к Борису) март — почти что пароль нашего с Б<орисом>заговора — даже этот март оказался общим, всеобщим («Которую весну здесь сидим и сколько еще??»)

Редкий, редчайший случай расширения читателем писательского образа, обобщения, даже увечнения частности.

Ни о какой эмиграции и России, пиша, не думала. Ни секунды. Думала о себе и о Борисе. — И вот —

Запись:

Милые! А может быть я так много занимаюсь собой потому что никто из вас мною не занялся достаточно?

* * *



Записи (24-го марта)

Брови — в угрозу

— Слово, точно слетевшее с змеиных уст Вольтера. Общее в разрезе губ: щель, а сквозь щель — свист.

(Гейне?)

* * *



Мальчиков нужно баловать, — им может быть на войну придется.

* * *



Аул — аул!..

* * *



Тайное, как рот

* * *



Княже! Друже!

* * *



— Но лица моего не забудь!

— Я его никогда не знал.

* * *



Русской ржи от меня поклон — 26-го марта

(Последний стих «После России»)
<