Тетрадь вторая   ::   Цветаева Марина

Вы берете кувшин и льете мне прямо на руки — никаких умывальников — стою в озере. Какая-то дама, пожилая, с карими подпалинами под глазами, испытующе: — «Какая Вы молодая! И уже дочка 5 л.». — 10-ти лет — поправляю я. — И не скрываете? — Madame, dix ans de vie vécue! [72] Выходим, я и Вы. Вы садитесь в кресло, я рядом, на стуле. Между нами лакированный красный столик, на нем папиросы. Беру одну — рассыпается, другую — рассыпается, третью...

И, не глядя: — Мне Вам нужно одну вещь сказать.

— Об этих рассыпавшихся папиросах?

В тоне наглость и грусть.

— М<арк>Л<ьвович>, мне Вам уже нечего сказать.

Встаю. Выхожу. На большой лестнице движение. Чемоданы, картонки, веселая суета горничных.

— Madame est arrivée! Madame est là! Le petit chien de Madame! [73]

Собачка в лентах. — <пропуск одного слова>переполнена. Но выйти — встретиться. Захожу в первую дверь. Занавес. Испуганный шепот нескольких женщин:

— Asseyez-vous là, Vous dérangez la contredanse! [74]

Занавес раздвигается. Плавное проплывание лиц и тел.

* * *



Случайность  [75]

(В мире белых, беглых эстетов)

После тяжелой мрачной книги белого мясника Савинкова [76] можно отдохнуть над легкой и изящной книгой белого эстета, философа, мечтателя и идеалиста Сергея Волконского «Быт и Бытие». Бывший князь имеет за границей много досуга и предается неторопливым устным и печатным размышлениям на тему: «прошлое, настоящее, вечное», — таков подзаголовок книги. Волконский и пишет и говорит и думает красиво.