В степи опаленной   ::   Стрехнин Юрий Федорович

- Ну и как, обеспечивал?

- Да не дуже. Так, чтоб только за саботаж не взял. А бывало, как никто не видит, и песочку в буксу горстку сыпану. Сам по себе малость партизан.

- И то молодец, дед!

- Да что я... - смущается старик неожиданной для него похвалой, потом вдруг, исполнившись гордости, добавляет: - А вы что, думаете, я немцу за паек верой и правдой? Держи карман! Не дождался от меня.

Оглядев нас, говорит с улыбочкой:

- Вот теперь я готовый - хоть по-стахановски! А то ведь смотреть тошно было, как немчура мимо едет. - И вспоминает: - Немцы, которые с весны сюда ехали, веселые были, особенно, если выпивши. Один, помню, подошел ко мне, по плечу рукой похлопал - добрый, значит, чтоб ему пусто, скалится: Курзк Шталинград, Курзк - Шталинград! Курзк - Моска! - похвалялся, значит. А потом, как бои зачались, пошли мимо нас в Германию эшелоны с ранеными - эшелон за эшелоном, да с каждым днем все более. Тут уж немцу не до веселья...

Гудок паровоза прерывает нашу беседу. Прощаемся с дедом, взбираемся в теплушку, состав трогается...

...Вот уже все реже, реже лес по сторонам пути. Снова справа и слева распахивается до самого горизонта степь - уже желтеющая, сероватая, одевающаяся в неброские цвета осени. Кое-где на полях там, где они засеяны, белеют женские платочки - идет уборка: только вручную, никаких машин не видно, да и лошадей маловато. Все делают руки женщин.

Белые платочки издалека виднеются и у самой насыпи - идут восстановительные работы.