JК
Валерий Брюсов :: Мочульский Константин Васильевич
Страница: 123 из 177Брюсов признается, что на повествовательную его прозу повлиял Эдгар По; он умалчивает о других влияниях — «стилизатора»
Анатоля Франса, Виллье де Лиль Адана, и особенно Пшибышевского. Рассказы Брюсова— прежде всего стилистические опыты. Он хочет усвоить русской прозе приемы иностранных беллетристов, ввести в нее различные «манеры» повествования: от делового и сухого языка старинных хроник, через «романтический жанр» бытовой повести, до импрессионизма Пшибышевского и фантастики Э. По. «Пытаясь видеть мир чужими глазами, — пишет он, — автор старался войти в чужое миросозерцание, перенять чужие убеждения и чужой язык». И с формальной точки зрения этот опыт ассимиляции ему удался. В книге Брюсова мы находим образцы различных стилей в их русских эквивалентах. За вымышленными рассказчиками лицо автора тщательно спрятано. В книге нет ничего личного: она анонимна и эклектична. Но, подражая чужим стилям, Брюсов сочиняет собственные сюжеты — и в этом проявляется все убожество его воображения. Он стремится разрушить старые шаблоны психологической повести и на ее месте создать «повесть положений»— острую, оригинальную фабулу, полную движения и действия. Но вместо оригинальности у него получается эксцентричность, вульгарная изысканность и дешевая эффектность. Брюсов хочет поражать, ужасать, потрясать читателя — но чаще всего он его смешит. Сцены безумия, сладострастия, извращений, пыток и преступлений, — все эти «дерзновения» — слишком рассчитаны и придуманы.
Анатоля Франса, Виллье де Лиль Адана, и особенно Пшибышевского. Рассказы Брюсова— прежде всего стилистические опыты. Он хочет усвоить русской прозе приемы иностранных беллетристов, ввести в нее различные «манеры» повествования: от делового и сухого языка старинных хроник, через «романтический жанр» бытовой повести, до импрессионизма Пшибышевского и фантастики Э. По. «Пытаясь видеть мир чужими глазами, — пишет он, — автор старался войти в чужое миросозерцание, перенять чужие убеждения и чужой язык». И с формальной точки зрения этот опыт ассимиляции ему удался. В книге Брюсова мы находим образцы различных стилей в их русских эквивалентах. За вымышленными рассказчиками лицо автора тщательно спрятано. В книге нет ничего личного: она анонимна и эклектична. Но, подражая чужим стилям, Брюсов сочиняет собственные сюжеты — и в этом проявляется все убожество его воображения. Он стремится разрушить старые шаблоны психологической повести и на ее месте создать «повесть положений»— острую, оригинальную фабулу, полную движения и действия. Но вместо оригинальности у него получается эксцентричность, вульгарная изысканность и дешевая эффектность. Брюсов хочет поражать, ужасать, потрясать читателя — но чаще всего он его смешит. Сцены безумия, сладострастия, извращений, пыток и преступлений, — все эти «дерзновения» — слишком рассчитаны и придуманы.