Валерий Брюсов   ::   Мочульский Константин Васильевич

Страсть — распятие на кресте; он знает, что она ведет его на казнь, но целует ее руки «в сладострастнойбезмерности». Чувство греха обостряет «тайну» страсти:

Альков задвинутый, дрожанье тьмы,

Ты запрокинута, и двое мы.

И к телу тело нам прижать не стыд.

Грехом соделанным душа горит.

В «таинствах ночей»— дьявольская ложь: ни слияния, ни счастья — вечное одиночество и бессилие; в страсти:

Есть только смутная алчба

Да согласованность желанья,

Да равнодушие раба.

(«Одиночество»)

Умирая, он вспомнит о своей любви:

Весь круг бессилия и счастья,

Все дни, что вечностью прошли,

Весь вещий ужас сладострастья,

Вся ложь, вся радуга земли.

Когда проходит желанье, открывается «бедная нагота» тела, бесстыдно простертого на постели. И тогда хочется убить сообщницу преступления, осквернившую храм поэта «позором соучастья», и рука сжимает отравленный кинжал. Дон-Жуан пресыщен и неудовлетворен— он соблазняет и бросает, идет дальше «к ужасу новых границ».

Вы, опаленные яростной страстью,

В ужасе падали ниц,

Я, прикоснувшись к последнему

счастью,

Не опуская ресниц,

Шел, увлекаем таинственной властью,

К ужасу новых границ.

Об этом «ужасе» намекает стихотворение «In hac lacrimarum valle» — чудовищное измышление брюсовской фантазии. Усталый от женщин, поэт уйдет в горы и там будет резвиться с нимфами и зверями:

Повлекут меня с собой

К играм рыжие силены:

Мы натешимся с козой,

Где лужайку сжали стены.