JК
Елка в подарок :: Сан-Антонио
Страница: 51 из 161Вполне возможно, его взгляд на вещи диаметрально противоположен вашему, а?
— Он мне тут же сыграет отходную, — сипит Кийе.
— Если ты от него скроешь, он уж точно вышвырнет тебя на улицу! — смачно обещает сердобольная коллега, которой не чуждо все, что касается железной мужской логики.
Сушеный огурец в панике согласен на все. Великий монтажник газетной чепухи сшиблен с катушек. Земля уходит из-под ног, обутых в крокодиловые ботинки. Он уже видит себя с протянутой рукой, плетущимся из редакции в редакцию, предлагающим свои услуги на любых условиях всем и каждому. Будущее представляется ему черным, как запачканные типографской краской руки. Бедняга Кийе, а ведь он был таким талантливым, таким услужливым, таким лояльным.
— Наверное, вы правы, — еле слышно соглашается убитый горем огурец.
Он вытаскивает откуда-то, чуть ли не из носка, кожаную записную книжку, ищет домашний телефон патрона и трясущимся пальцем набирает номер Симона Перзавеса, директора “Утки”.
На другом конце провода трубку снимает слуга. Он объявляет, что господин Перзавеса не может подойти к телефону, поскольку занят приемом министра текущих дел. Кийе, проявляя дьявольское безрассудство, настаивает, мол, дело срочное. Словом, ставит на карту все, даже собственное повышение. Слуга, видно, тоже не лыком шит. Говорит отрывисто, словно сплевывает через губу. Но наш огурец добивается своего: патрон берет трубку. Голосовые связки Кийе комкаются, как юбка гимназистки во время киносеанса на последнем ряду.
— Он мне тут же сыграет отходную, — сипит Кийе.
— Если ты от него скроешь, он уж точно вышвырнет тебя на улицу! — смачно обещает сердобольная коллега, которой не чуждо все, что касается железной мужской логики.
Сушеный огурец в панике согласен на все. Великий монтажник газетной чепухи сшиблен с катушек. Земля уходит из-под ног, обутых в крокодиловые ботинки. Он уже видит себя с протянутой рукой, плетущимся из редакции в редакцию, предлагающим свои услуги на любых условиях всем и каждому. Будущее представляется ему черным, как запачканные типографской краской руки. Бедняга Кийе, а ведь он был таким талантливым, таким услужливым, таким лояльным.
— Наверное, вы правы, — еле слышно соглашается убитый горем огурец.
Он вытаскивает откуда-то, чуть ли не из носка, кожаную записную книжку, ищет домашний телефон патрона и трясущимся пальцем набирает номер Симона Перзавеса, директора “Утки”.
На другом конце провода трубку снимает слуга. Он объявляет, что господин Перзавеса не может подойти к телефону, поскольку занят приемом министра текущих дел. Кийе, проявляя дьявольское безрассудство, настаивает, мол, дело срочное. Словом, ставит на карту все, даже собственное повышение. Слуга, видно, тоже не лыком шит. Говорит отрывисто, словно сплевывает через губу. Но наш огурец добивается своего: патрон берет трубку. Голосовые связки Кийе комкаются, как юбка гимназистки во время киносеанса на последнем ряду.