Страница:
409 из 435
Нет, такое нельзя было никому объяснить, кроме одного не испорченного ничем Лопатина; как его не хватало в эти минуты, вдвоем им было бы легче и яснее осознать каждую фразу Ильи, произнесенную вчера, за несколько часов перед смертью. Но Васильев чувствовал ту самую непознаваемость решимости самоубийц и ту непознаваемость их воли, которой обладал Илья, будучи сильнее и упрямее других.
И Васильев сказал ровным голосом безмерно уставшего человека:
- Я вспомнил... и подумал... "Пусть погибнет весь мир, но восторжествует юстиция"... Как хорошо знать истину... Ко ведь страшно и смешно - кому и для кого истина нужна, если ее торжество образует пропасть... между людьми... Вы понимаете меня? Я не хочу, чтобы кого-нибудь без причины подозревали. Вы же видите, что здесь произошло. Здесь не убийство. Я больше ничего не могу добавить.
- Вы нелюбезны, Владимир Алексеевич, я не очень вас понимаю, полуупреком выговорил молодой человек в кремовом плаще и, мелко вздохнув, опустил словно бы страдающие глаза. - Перед вами здесь был представитель посольства Италии, и все может быть не так, как вы думаете... Вы не хотите отвечать на наши вопросы, кое-что уточнить?
- Разве главное в том, что я вам скажу? Я не знаю главного. Никто о жизни и смерти не может знать главного.
- Тогда я прошу вас письменно, так сказать, объяснить, что было вчера вот в этом номере.
- И вы считаете - тогда восторжествует истина?
- Я прошу вас. Очень прошу.
|< Пред. 407 408 409 410 411 След. >|