Страница:
417 из 435
- А мне никогда этого не казалось, - возразил с хмурымпреодолением в голосе Васильев. - Вы чушь, простите, сказали. Не понимаю вашего нелепого остроумия и вашего неуместного веселья.
- О, вы стали ужасными! Вы оба беспощадны ко мне! И вы, Александр Георгиевич, и вы, Владимир Алексеевич! Вы стали невыносимыми! - тонко взвизгнул Эдуард Аркадьевич и заморгал, задышал носом, всхлипнул совсем по-детски обиженно (а этого с ним прежде никогда не случалось, вроде все подпорки в нем разом сломались) и, сгорбленный, тряся головой, отчего оскорбленными кивками мотался на его голове широкий берет, на ощупь схватился за ручку дверцы лопатинской машины, тщетно силясь открыть ее и повторяя слезными, упрекающими вскриками: - Скорее, скорее, прочь отсюда! Я прошу отвезти меня домой... Боже, мое веселье! Веселье человека, которому невесело жить! Вы оба меня не любите!.. Вы меня ненавидите... и это чудовищно несправедливо! Я прошу вас уважать хотя бы мою старость!..
Но главное, оставшееся в памяти Васильева, был не этот нервный срыв Эдуарда Аркадьевича, а то, что потом вспоминал все эти дни в мельчайших до боли подробностях.
Едва лишь успокоили Эдуарда Аркадьевича, сели в машины и тронулись, пришлось тотчас съехать с проселка на обочину, освобождая дорогу пешей похоронной процессии, которая направлялась к кладбищу со стороны деревни.
|< Пред. 415 416 417 418 419 След. >|