Земля, до восстребования   ::   Воробьев Евгений Захарович

Все у меня получалось! У меня тогда будто крылья выросли за плечами, - он покосился на свое исхудавшее плечо, которое просвечивало сквозь жалкие лагерные отрепья. - А потом вдруг черные рубашки схватили наших перед диверсией. Ясно, каратели раньше пронюхали обо всем. И тут выяснилось: доверчивый партизан Джанкарло исповедался накануне святому отцу, а тот нарушил тайну исповеди и донес. Невесело было идти на новую операцию после такого провала. Мы с Рыбкой рядом на коленях стояли в церкви. Я, помню, шепнул ей: "Помолитесь за меня, Рыбка, вы набожная". Портфель мой лежал на мраморном полу, прямо из церкви мы уходили на задание. Рыбка мне говорит: "Боюсь, после расстрела Джанкарло и других мои молитвы бог уже не услышит... Можно отмолить любой грех, но как отмолить само сомнение? У кого просить прощения, когда сомневаешься в самом существовании святого духа?" И вот, слышу, молится она. Только не так, как нас учили на уроках закона божьего, а по-своему: "Боже если ты есть! Спаси наши души, если они есть!" Взял я свой портфель с динамитом, вышел из церкви, и больше мы никогда с Рыбкой не виделись.

- Как? Как она молилась?

- Спаси, боже, если ты есть, наши души, если они есть, - повторил Чеккини.

- Она так и не сказала вам своего имени?

- О, я был бы счастлив его знать.

- Может быть, Джаннина?

- Право, не знаю.

- Красивая девушка?

- О, настоящая мадоннина.

- Как она выглядит?

- Легче описать внешность, когда есть хотя бы маленький изъян. Труднее описывать очень красивую.

- А сколько ей лет?

- О, она не девчонка.