JК
Ф. М. Том 2 :: Акунин Борис
Страница: 22 из 50Что ещё о моих предполагаемых злодействах сообщила вам Авдотья Романовна?
— Ещё про слугу вашего, которого вы насмешками и издевательствами тоже до петли довели, — ухмыльнулся Раскольников — ему, похоже, очень хотелось выбить невозмутимого собеседника из равновесия.
— Было и такое. — Аркадий Иванович безмятежно вздохнул. — Шесть лет назад, ещё до эмансипации. Жил у меня слуга, Филипп. Нравился я ему очень, уж не знаю отчего. Вёл со мной доверительные беседы. Странный был типаж, доморощенный философ. Наподобие принца датского, всё задавался вопросом «быть иль не быть» и так ли уж страшна смерть, чтоб ради неё «сносить удары стрел враждующей Фортуны». Говорил, что после смерти, может, всё самое интересное и начинается. Мол, помрёшь, и в тот же миг вдруг да вновь возродишься в каком-нибудь совсем ином месте, хоть бы в самой Америке. — Удивительно, но Свидригайлову было вроде как приятно вспоминать эту историю. — А я в ту пору ужасно скучал в деревенской глуши. Ну, и начал его поддразнивать. Мол, на словах-то ты герой, а на деле трус и дурак дураком. Уж коли так любопытно, так чего проще бы? И прочее подобное. Только с русской душой шутки плохи, она разумных пределов не знает… Оставил мне Филька мой записку, следующего содержания — я слово в слово запомнил: «Я теперича вона где, а дурак дураком, Аркадий Иваныч, получаетесь вы». Только всего и было.
— Ещё про слугу вашего, которого вы насмешками и издевательствами тоже до петли довели, — ухмыльнулся Раскольников — ему, похоже, очень хотелось выбить невозмутимого собеседника из равновесия.
— Было и такое. — Аркадий Иванович безмятежно вздохнул. — Шесть лет назад, ещё до эмансипации. Жил у меня слуга, Филипп. Нравился я ему очень, уж не знаю отчего. Вёл со мной доверительные беседы. Странный был типаж, доморощенный философ. Наподобие принца датского, всё задавался вопросом «быть иль не быть» и так ли уж страшна смерть, чтоб ради неё «сносить удары стрел враждующей Фортуны». Говорил, что после смерти, может, всё самое интересное и начинается. Мол, помрёшь, и в тот же миг вдруг да вновь возродишься в каком-нибудь совсем ином месте, хоть бы в самой Америке. — Удивительно, но Свидригайлову было вроде как приятно вспоминать эту историю. — А я в ту пору ужасно скучал в деревенской глуши. Ну, и начал его поддразнивать. Мол, на словах-то ты герой, а на деле трус и дурак дураком. Уж коли так любопытно, так чего проще бы? И прочее подобное. Только с русской душой шутки плохи, она разумных пределов не знает… Оставил мне Филька мой записку, следующего содержания — я слово в слово запомнил: «Я теперича вона где, а дурак дураком, Аркадий Иваныч, получаетесь вы». Только всего и было.