Философия кошки   ::   Елизаров Евгений Дмитриевич

Общаются между собой они на какой-то сумбурной человечье-кошачьей интерлингве, в отдельных лексических единицах которой не разобраться, наверное, никому (говоря по-русски, несут они обе – невесть что), но общий смысл произносимого ими тем не менее улавливается довольно легко и отчетливо. В штормовом выплеске страсти они нетерпеливо перебивают друг друга и в то же время создают какой-то поразительно согласный контрапункт, лейтмотив которого сводится к чему-то вроде: «Ты (нет, – ты! ты!!) на свете всех милее!!!»; но уже через короткое время этот гармонический консонанс начинает перемежаться столь же согласной темой упрека: «О, как я страдала!» – говорит, нет, не говорит – кричит перебиваемый какими-то громкими музыкальными всхлипами кошкин треск, и ему вторит что-то подобное же мелодичное мурлыканье моей жены…

Но при всей той трогательной любви, которую она дарила хозяйке дома, что-то в кошке было явно и от женщины. Так, например, стоило ей оказаться на моем плече (а в этой позиции она готова разъезжать по всей квартире хоть целый день, ее не сманивало оттуда даже предательство демонстративного наполнения ее мисочки разными гастрономическими соблазнами), как с ней начинало происходить что-то необыкновенное. Когда никого нет вокруг, она обычно прижимается своей теплой головкой к моему уху и тихо трещит про себя о чем-то приятном, но если рядом оказывалась моя жена, эта головка вдруг горделиво и дерзко откидывалась назад, и весь ее вид становился одновременно и торжествующим и надменным.