Великая мать любви   ::   Лимонов Эдуард

Он брезгливо поморщился. Будучи аристократом духа, Толмачев лишь помимо воли своей подчинялся законам подлого мира, где большие люди вынуждены совершать порой и мелкие кражи. Такое же лицо было у него, когда он подсчитывал деньги, уведенные в столовой. (Половину денег он дал тогда мне. На мой удивленный вопрос: "За что? Я же не участвовал... - он ответил: Если бы нас повязали, ты хуй бы доказал мусорам, что ты не участвовал"). Мы подписали несколько бумаг, не читая их, пожали руку Марк Захаровичу и вышли.

"Он с моим батей на фронте в разведке служил, - сказал Толмачев. Хороший еврей. Правда не похож совсем? Батя говорит, что с евреями лучше всего работать. Директор продбазы - тоже еврей. Завтра увидишь. Жулик, говорят, каких свет не видел. Но своих рабочих в обиду не дает."

Назавтра мы уже висели с ним на подножке 23-й марки, хуячащей на всех парах по Сталинскому проспекту в сторону Тракторного поселка. На наше счастье продбаза начинала работать в восемь часов утра, на полчаса или даже час позже, чем большинство заводов, расположенных на пути 23-й марки. На подножке, но все же без особой давки путешествовали мы. Бедные заводские работяги за полчаса до нас вынуждены были оспаривать друг у друга даже трамвайную крышу. Мы почти добрались до нужной остановки, весело вися и разговаривая, стараясь на ходу задеть ногою кусты, когда из вагона к нам пробился голос: "Толмачев! Савенко! Войдите в вагон! В вагоне достаточно места.