JК
Видеозапись :: Нилин Александр Павлович
Страница: 93 из 301Она отвечает его спортивным убеждениям – его представлению о настоящем боксе.
Поэтому он и уверен, когда обещает выиграть. Запас его нервной энергии всегда значителен. Он научился сохранять ее до выхода на ринг, базируя на ней свои импровизации.
Четыре черты назвал Владимир Фролович Коньков. Одну не назвал. Возможно, умышленно. Считал ее само собой разумеющейся. А еще возможнее, не считал ее принадлежащей одному Агееву, а всему искусному – отрицающему примитив и бездарность – боксу сегодняшнего дня. Но Агеев всей своей спортивной биографией защищает его прогрессивное направление. И мы назовем эту пятую – объединяющую все четыре упомянутые – черту его характера, его стиля – современность.
Очерк опубликовали за три дня до нового, шестьдесят четвертого года.
И в день публикации вечером мы случайно встретились с Агеевым на улице Горького, с той стороны, где телеграф.
Я, конечно, сразу же спросил, не удержался: читал ли он?
– Да. Все нормально. Спасибо. Только я не рядовой. Мне ефрейтора присвоили.
Мне, в том тогдашнем моем состоянии, в нетерпеливом ожидании чуда, которое, я все надеялся, произойдет – и жизнь моя в корне изменится, получит давно предназначенное ей направление, – отзыв Агеева показался не слишком созвучным предчувствуемому.
Поэтому он и уверен, когда обещает выиграть. Запас его нервной энергии всегда значителен. Он научился сохранять ее до выхода на ринг, базируя на ней свои импровизации.
Четыре черты назвал Владимир Фролович Коньков. Одну не назвал. Возможно, умышленно. Считал ее само собой разумеющейся. А еще возможнее, не считал ее принадлежащей одному Агееву, а всему искусному – отрицающему примитив и бездарность – боксу сегодняшнего дня. Но Агеев всей своей спортивной биографией защищает его прогрессивное направление. И мы назовем эту пятую – объединяющую все четыре упомянутые – черту его характера, его стиля – современность.
Очерк опубликовали за три дня до нового, шестьдесят четвертого года.
И в день публикации вечером мы случайно встретились с Агеевым на улице Горького, с той стороны, где телеграф.
Я, конечно, сразу же спросил, не удержался: читал ли он?
– Да. Все нормально. Спасибо. Только я не рядовой. Мне ефрейтора присвоили.
Мне, в том тогдашнем моем состоянии, в нетерпеливом ожидании чуда, которое, я все надеялся, произойдет – и жизнь моя в корне изменится, получит давно предназначенное ей направление, – отзыв Агеева показался не слишком созвучным предчувствуемому.