JК
Встречи на футбольной орбите :: Старостин Андрей Петрович
Страница: 211 из 316Когда я зашел в каюту, где размещались журналисты, я увидел его, лежащим навытяжку во всю длину койки, с бледно-желтым, отрешенным от всего лицом. С белой повязкой вокруг головы, он показался мне похожим на заболевшего Дон-Кихота. За бесстрастным выражением лица угадывались тяжелые, стоически переносящиеся страдания.
Его соседи по каюте Борис Михайлович Чесноков и радиокомментатор Вадим Синявский лежали на своих койках не в лучшем состоянии.
Всегда жизнерадостный Синявский на мой вопрос о самочувствии печально-иронически прошептал: «Ты что, не видишь? Мы вне игры…»
А когда наш корабль чуть не развалился пополам от подводного удара, после чего последовала команда капитана: «Все наверх!» – я среди суматошно бегущих на верхнюю палубу пассажиров, суетливо, в панической спешке, на ходу одевавших спасательные круги, как хомуты, через голову, увидел спокойно шествующего Кассиля.
– А что тут такое творится? – невозмутимо глядя на огромные потоки воды, перекатывающиеся через верхнюю палубу и заливающие кают-компанию, обратился он ко мне.
Высокий, худой, изможденный, обросший за долгие часы бессонных ночей, с олимпийским спокойствием пытавшийся взглядом распознать степень разбушевавшейся в беспросветном мраке стихии, он и впрямь мне представился «рыцарем печального образа», готовым вступить в борьбу с любыми враждебными силами.
Его соседи по каюте Борис Михайлович Чесноков и радиокомментатор Вадим Синявский лежали на своих койках не в лучшем состоянии.
Всегда жизнерадостный Синявский на мой вопрос о самочувствии печально-иронически прошептал: «Ты что, не видишь? Мы вне игры…»
А когда наш корабль чуть не развалился пополам от подводного удара, после чего последовала команда капитана: «Все наверх!» – я среди суматошно бегущих на верхнюю палубу пассажиров, суетливо, в панической спешке, на ходу одевавших спасательные круги, как хомуты, через голову, увидел спокойно шествующего Кассиля.
– А что тут такое творится? – невозмутимо глядя на огромные потоки воды, перекатывающиеся через верхнюю палубу и заливающие кают-компанию, обратился он ко мне.
Высокий, худой, изможденный, обросший за долгие часы бессонных ночей, с олимпийским спокойствием пытавшийся взглядом распознать степень разбушевавшейся в беспросветном мраке стихии, он и впрямь мне представился «рыцарем печального образа», готовым вступить в борьбу с любыми враждебными силами.