Голубые пески   ::   Иванов Всеволод

- Кирилла Михеича выпустили, - сообщил Запус.

Старик закашлял, замахал руками:

- Не надо мне его... пущай не приходит... ничего я не перепрятывал!

Запус не стал расспрашивать и согласился быстро:

- Смолчу.

- Ты гони... гони его!.. какие они бережители!..

- Выгнать мне теперь ничего не стоит.

- Разве так берегут!.. так?

Запус скоро ушел от него. В пимокатной пахло плохо. "Умрет, - подумал Запус: - чего-нибудь отслужить хочет"...

Хотел сказать Олимпиаде и забыл.

Инструктор из Омска тов. Бритько уехал.

В ограду (из степи должно быть) забегали лохматые мордой, тощие собаки. Запус долго смотрел, как скреблись они на помойке и когда он махал рукой, они далеко отпрыгивали. Тогда он жалел: "растранжирил патроны".

Сугробы подымались выше заборов. В шинели становилось холодно. Олимпиада принесла толстое пальто на сером меху.

- Артюшкино?

- Зачем тебе знать?

- Надену не потому, что от твоего мужа, а потому, что бежавший буржуй. Он мне на пароход контребуцию не приносил? Вместо...

В шубе было тепло. Он положил в карманы руки и стал говорить протяжно:

- Через десять лет революции, Олимпиада, люди в России будут говорить другим языком, чем сейчас. Как газеты... У меня много времени и я привыкаю философствовать... Они будут воевать, а я научусь говорить, как профессор...

Олимпиада заговорила об Упарткоме. Запуса вспоминают часто и дело его будет пересмотрено в Омске.