Голубые пески   ::   Иванов Всеволод

Должно быть, для чужих... Развешивая по скамье вонючие портянки, отодвинул и поздоровался спокойно:

- Приехал? Садись. Баба и то, поди, тоскует. Видал?

- Ись хочу, - сказал Артюшка.

- Добудим. Схожу в кухню.

Артюшка вдруг сказал устало:

- Не надо. Дай хлеба. Постели на земле...

Старик, видимо, довольный отрезал ломоть хлеба. Кирилл Михеич, положив жилистые руки на колени, упорно и хмуро глядел в землю. Артюшка ел хлеб, словно кусая баранину - передними зубами, быстро и почти не жевал.

Съев хлеб, Артюшка вытянулся по скамье, положив под голову малахай. Тибитейка спала на землю. Старик поднял ее одним пальцем и сказал недовольно:

- Зачем таку... Как пластырь. Образ христианский у тебя. Хфеска все-таки на картуз походит.

- Кого еще арестовали? - быстро спросил Артюшка.

Так же, словно зажимая слова меж колен, в землю отвечал Кирилл Михеич:

- Одного протоиерея, говорят. Больше не слышно.

- Разговаривали сегодня?

- С кем?

- С кем. Со всеми.

- Ты откуда знаешь?

Артюшка сердито, как плетью, махнул тибитейкой:

- Когда вы по-настоящему отвечать научитесь? Всей Росее надо семьдесят лет под-ряд в солдатах служить... Тянет, тянет как солодковый корень. Говорили, значит.

- Говорили.

- И ничего?

Кирилл Михеич почему-то вспомнил голубей над церковной крышей - будто большие сизые пшеничные зерна... Громко, словно топая ногой, сплюнул.

- Я так и знал.