JК
Абсолютное программирование :: Петров Сергей
Страница: 181 из 301Он, я и Ричард заняли три места в салоне специально пригнанной из Москвы vip-овской «Каравеллы», а остальные тринадцать он забил репортерами. Те-то, само собой, не отказывались. Ашот титаническими усилиями в течение суток утряс все формальности с Лондоном, Москвой, Акмолой и байконурским начальством, и мы вылетели сереньким английским утром.
И вот, оставив инверсионный след над всей Европой и приличным куском Азии, мы заходили на посадку на аэродром Байконура, прозаично называемый «Крайним». Летчик, сопротивляясь нежеланию пустыни подпустить самолет к своей жаркой груди, маниакально давил штурвал от себя. Я завороженно смотрела в окно на несущиеся навстречу пески, испещренные черными точками пустынной растительности. Казалось, что конец этого изматывающего душу и желудок снижения может быть только один – безжалостный удар о твердую корку, покрывающую пустыню, фонтан песка, огня и ошметков человеческих тел, и вечное небытие. Более всего приводила в ужас мысль о невозможности отказаться от посадки, резко уйти вверх, в доброе и спокойное белесое небо, где нет болтанки и далеко до опасной земли. Однако, «добро» на посадку у летчика имеется, самолет держит глиссаду – значит, надо садиться.
Толчки воздушных потоков неожиданно сменились жесткими ударами по крыльям и фюзеляжу. Смотреть и ждать появления хотя бы каких-то признаков приближения к спасительной посадочной полосе стало невыносимо. Я закрыла глаза и вжалась в кресло. В голове не осталось ничего – даже молитвы.
И вот, оставив инверсионный след над всей Европой и приличным куском Азии, мы заходили на посадку на аэродром Байконура, прозаично называемый «Крайним». Летчик, сопротивляясь нежеланию пустыни подпустить самолет к своей жаркой груди, маниакально давил штурвал от себя. Я завороженно смотрела в окно на несущиеся навстречу пески, испещренные черными точками пустынной растительности. Казалось, что конец этого изматывающего душу и желудок снижения может быть только один – безжалостный удар о твердую корку, покрывающую пустыню, фонтан песка, огня и ошметков человеческих тел, и вечное небытие. Более всего приводила в ужас мысль о невозможности отказаться от посадки, резко уйти вверх, в доброе и спокойное белесое небо, где нет болтанки и далеко до опасной земли. Однако, «добро» на посадку у летчика имеется, самолет держит глиссаду – значит, надо садиться.
Толчки воздушных потоков неожиданно сменились жесткими ударами по крыльям и фюзеляжу. Смотреть и ждать появления хотя бы каких-то признаков приближения к спасительной посадочной полосе стало невыносимо. Я закрыла глаза и вжалась в кресло. В голове не осталось ничего – даже молитвы.