JК
Академонгородок :: Бачило Александр
Страница: 209 из 374Одна за другой из зала выходили серые, неприметные фигуры и молча разбредались в разные стороны, исчезая в темноте ночных улиц села Неглинева…
5.
Сергей Окользин проснулся в холодном поту. Да, я болен, думал он, глядя в темноту. Один и тот же кошмар. Каждую ночь. Второй месяц подряд. Это болезнь, тут и разговаривать нечего. Пора, пора, наконец, успокоиться. Успокоиться и не мучиться, тем более, что толку от мук нет никакого.
Ни один человек не поверил Окользину за эти два месяца, ни одно учреждение не приняло его заявлений всерьез. Отмахивались, отписывались, переталкивали друг другу. И всякий раз тактично, словно бы мимоходом, советовали обратиться к врачу. Окользин уже и не обижался. Прекрасно он понимал, какие мысли у серьезных, занятых людей вызывают его истории про вурдалаков. Он сам бы, наверное, посчитал ненормальным человека, толкующего об опасном кладбище, если бы впервые услышал такое сейчас, а не в раннем детстве, если бы в селе, где он родился и вырос, не бытовало на этот счет особое мнение.
В село Окользин звонил, писал: и немногочисленной оставшейся там родне, и директору совхоза, но родня не ответила, может, разъехалась, может, забыла его, а директор, человек новый, приняв Сергея за активиста охраны природы, прислал какие-то таблицы, неразборчивые копии решений всяческих выборных органов и прочую пыльную ерунду в толстом пакете. Словом, никакой такой справки, которая бы позволила отозвать проект площадки грубельного обжига, у Окользина не было.
5.
Сергей Окользин проснулся в холодном поту. Да, я болен, думал он, глядя в темноту. Один и тот же кошмар. Каждую ночь. Второй месяц подряд. Это болезнь, тут и разговаривать нечего. Пора, пора, наконец, успокоиться. Успокоиться и не мучиться, тем более, что толку от мук нет никакого.
Ни один человек не поверил Окользину за эти два месяца, ни одно учреждение не приняло его заявлений всерьез. Отмахивались, отписывались, переталкивали друг другу. И всякий раз тактично, словно бы мимоходом, советовали обратиться к врачу. Окользин уже и не обижался. Прекрасно он понимал, какие мысли у серьезных, занятых людей вызывают его истории про вурдалаков. Он сам бы, наверное, посчитал ненормальным человека, толкующего об опасном кладбище, если бы впервые услышал такое сейчас, а не в раннем детстве, если бы в селе, где он родился и вырос, не бытовало на этот счет особое мнение.
В село Окользин звонил, писал: и немногочисленной оставшейся там родне, и директору совхоза, но родня не ответила, может, разъехалась, может, забыла его, а директор, человек новый, приняв Сергея за активиста охраны природы, прислал какие-то таблицы, неразборчивые копии решений всяческих выборных органов и прочую пыльную ерунду в толстом пакете. Словом, никакой такой справки, которая бы позволила отозвать проект площадки грубельного обжига, у Окользина не было.