Альфа-ромео   ::   Дяченко Марина

- За то, чтобы тачка завелась? Пять лет?!

- Жалко, -Анатолий кивнул. - Хорошо, пяти лет тебе жалко. Правильный, значит, человек, жизнелюб... А месяц? Месяц жизни? Всего-навсего? Невозмутимый хуторянин подался вперед, глаза его блестели. Еще и сумасшедший, устало подумал Миша. Вспомнил эту самую Прокофьевну. И вспомнил непонятно чей ночной крик, тот самый, от которого сердце прилипло к пяткам. Некстати вспомнил - озяб.

- Да запросто, - сказал почти весело. - Месяца не жалко. Тот старик, которым я буду, больной, разбитый... А вдруг, - он поежился, - и парализованный? Лишний месяц... страданий...

- Дурак, - холодно сказал Анатолий. Встал и ушел к воротам. Миша остался за столом один - будто оплеванный. Сделалось стыдно. Сделалось гадко, как от пошлой шутки. И пришла злость на Анатолия, да такая, что хоть уходи, не оглядываясь, по ночной дороге, как несколько дней назад ушла Прокофьевна... Ночью приснилась Юлька. Древняя раскладушка трещала, скрипела и под утро, наконец, обвалилась.

* * *

С помощью Вовы и Димы он вытолкал машину за ворота. Потом сел за руль, и близнецы сперва затолкали машину на горку, а потом спихнули под уклон. Горка была не то чтобы крутая, но длинная, и у машины был шанс разогнаться. Опять ничего не вышло. Мотор не подумал даже чихнуть; машина долго катилась в траурной тишине, Миша сперва суетился, потом перестал, только смотрел на дорогу перед собой и повторял себе под нос:

- Что же ты делаешь, Рома... Что же ты, зараза, творишь... "Рому" начало трясти на колдобинах, и Миша притормозил. Так.