Страница:
24 из 148
От таких можно было без раздумий приобрести ньюфаундленда, пусть он и походил напомесь дворняги с таксой. Рассказывали, что однажды некоей дорого одетой даме Шубников сторговал хомяка, уведенного Бурлакиным из живого уголка 280-й школы, выдав хомяка за щенка-суку северокавказской овчарки.
И вот они теперь вклинились в нашу компанию, громкие, напористые, удачливые, видно, что с Птичьего рынка, а потом и из рюмочной на Таганской площади. Услышав историю кашинской бутылки и женщины, Шубников радостно заорал:
— Михаил Никифорович, ты мой золотой! А ты ведь должен мне два с полтиной. Брал неделю назад. Должен?
— Должен, — сказал Михаил Никифорович. — Вот бери.
— Ну уж нет! — захохотал Шубников. — Теперь я у тебя не возьму. Считай, что это мои два с полтиной пошли на ту бутылку. Стало быть, и все права на женщину мои!
— Точно! Его! — закричал Бурлакин.
— Таких, как ты, я в гражданскую расстреливал, — сказал дядя Валя. Потом добавил, указав при этом не только на Михаила Никифоровича и на Игоря Борисовича, но — для убедительности — и на нас с Серовым: — Мы, пайщики, клали на твои вонючие два с половиной.
Шубников был наглец. Иные заходят в троллейбус и робко объявляют — «сезонный», «единый», будто в чем-то виноваты, а Шубников басит: «Пригласительный!» — и садится. Однако он не любил какие-либо свои предприятия подводить к мордобою. Впрочем, тут он заупрямился.
— Мои права есть мои права, и я от них не откажусь!
— Точно! Не отказывайся! — снова заорал Бурлакин.
Публика зашумела.
|< Пред. 22 23 24 25 26 След. >|