Страница:
127 из 140
И все братья и сестры вдруг поняли, что ему внезапно резко расхотелось становиться этим самым Оком, что он сам вспомнил, некоторые светлые моменты в бывшей невозвратимойуже жизни Кольки-якута. Но было поздно. Надувшийся на его лбу чирей лопнул, отчего глаза бывшего Кольки утратили всякий смысл и застыли, а из сукровицы на лбу вдруг вылез странный шевелящийся отросток и, качаясь на тонкой ножке, леденящим взглядом внимательно посмотрел на каждого, и каждому, камлавшему о нем, заглянув в душу. От одного мимолетного взгляда в каждом тонкой папиросной бумажкой вспыхивала и тут же гасла навеки его Душа.
* * *
Утром последнего дня Ямщиков проснулся от непонятной боли в груди. Ни хрена ведь никогда не болело. Было рано, поэтому Флик никуда еще не пошел по вагону. Да вроде и не собирался даже. Хотя еще вчера этой самой Марине Фликовенко нравилось шататься по пустым купе, собирая брошенные журналы. И почему-то к своим дружкам-подружкам она не отправилась. В прицепном вагоне, кроме первого и пятого купе, оставались занятыми только два купе с милой Маришкиной компанией. Две распутные девки и трое мужиков-нефтянников. Пьяные в жопу.
Сама эта Марина Фликовенко сидела на своей полке, уставившись в одну точку. А Седой спал вторую ночь внизу, напротив нее. Силы его явно были на исходе. Грипп, видно, подхватил где-то. Да Ямщиков припоминал, что здоровьем-то он никогда не блистал. То понос, то золотуха. И вот сейчас лежал тоже в своих страхолюдных очках и молчал. В движении вагона что-то было непривычным, будто само движение затягивало куда-то, куда Ямщикову совсем было не надо. И Марина эта вздыхала как-то непривычно тяжело.
|< Пред. 125 126 127 128 129 След. >|