Армагеддон No 3   ::   Дедюхова Ирина

Ты их, Мишатка, из вида не упускай!"

А мне, конечно, Люба сразу как-то по сердцу пришлась. Я с них даже денег за плиту не взял. Мы с товарищем плиты приспособились со старых могилок на новые переделывать. Начальство у нас как раз в тот год на Кипр всей бандой уехало, милое дело тогда было на кладбище! Тишина! Ни драк, ни перестрелок! Сирень цветет, каждую родительскую субботу стряпней домашней все могилы украшены. Свечки горят, вечера теплые, романтика! И мы по аллейке идем с Любой рука об руку, а я ей про всех известных покойниках рассказываю. Ну, кто что при жизни делал. Интересно ведь, с кем ее папе еще лежать и лежать... А Люба впечатлительная такая! Все меня за руку хватает и шепчет: "Как Вы среди них жить не боитесь, Михаил Аркадьевич?" А что там не жить? Жить бы и жить... Но о зиме-то тоже надо было думать! На морозе походи-ка с кайлом, а телогреечка, сам знаешь, короткая, при моем-то радикулите! Ну, присели мы на постамент гранитный нашего бывшего смотрящего Пашки Крокодила, кругом птички, значит, поют, а Люба мне и говорит ...

Марина Викторовна Фликовенко окончательно проснулась от того, что кто-то над самым ее ухом увлеченно рассказывал принявшему ночное дежурство от Ямщикова Седому о всех женщинах своей жизни. Вернее даже не поэтому.

Кладбищенский романтик незаметно для Седого щипал ее сквозь жидкое железнодорожное одеяло за лодыжку и старался просунуть под его обманчивое тепло здоровую натруженную кайлом лапу.