Балаустион   ::   Конарев Сергей

Зычный голос жреца грохотал, наливаясь исступлением:

— Грянул час Балаустиона, цветка крови!Разве не зришь ты, что дрогнули плотины, открылись врата и воды стихии низринулись в одурманенную скрытым пороком и ложным покоем долину? Разве не слышишь ты гласа богов, возвещающих о конце старого века? Разве не тревожит твоего носа непереносимое зловоние — то гниют трупы врагов Освободителя. Ты тоже желаешь быть пожран червями, Эврилеонт?

— Совсем спятил старый бормотун, клянусь богами, — пробормотал под нос, облизав внезапно пересохшие губы, гиппагрет. Передернув плечами, чтобы прогнать мурашки, пробежавшие по плечам сотней холодных лап, добавил, уже громко:

— Первая линия, двойной шаг! Эноматии четвертая и седьмая — на фланги, держать строй. При сопротивлении — колоть без жалости. Чтобы через четверть часа и духу этих бунтовщиков на площади не было!

Усилием воли гиппагрет заставил себя перестать воспринимать распевное волхование Полемократа, но тут же его слуха достиг другой голос — молодой и исполненный угрозы. Высокий молодой муж с костистым худым лицом, украшенным загнутым вниз носом-клювом, громко прокричал, потрясая кулаком:

— Мы уйдем ненадолго, Эврилеонт, и вернемся с оружием. Проклятым Агиадам не удастся отсидеться за вашими спинами.

Толпа вторила тысячеголосым кровожадным рыком.