Вождь Набу тоже поворачивал голову, но смотрел больше в сторону женщины, которая раньше жила с калекой,а теперь сидела с косматыми подружками в самой глубине пещеры, плакала и сшивала лоскутки разных кож.
« …причудницы большого света… »
Ни один мужчина не видел наклоненного лица.
Женщина калеки была такая красивая, что при одном только взгляде на нее любой человек подвергался опасности умереть от сладострастного трясения. Впрочем, всех детей она принесла калеке от его товарищей. Ноги мохнатые, нежные, ходила только по мягким шкурам. Ночью вождь Набу, жадно дыша, толкал камни, запирающие вход в логово калеки. Он чуял сладкий запах теплой плачущей женщины. «Открой, – ужасно шептал. – Я никого не трону. Дай войти.»
« …развитым локоном играть иль край одежды целовать… »
«Если не откроешь, – шептал ужасно, – разобью стену, сокрушу камни, выведу на тебя Детей мертвецов. Будут есть и жить с тобой. Заполнят логово холодными тенями. Станет мертвых больше, чем живых.»
От волнения ронял каменный топор на короткую ногу.
« …но никого, и ничего в ответ… »
Охотясь у Соленой воды, наткнулся на шерстистого носорога.
Рог плоский. Как нож. Над ним на носу еще один – как ножик. Морда злая, будто недоспал. Волосы дыбом. А чего сердиться? Вождь Набу лишнего никогда не брал. У каждого зверя брал только одну шкуру.
А носорог сердится. Неизвестно, кем себя считал, но налетал как буря. Псих прямо, даже белый мамонт к нему не подходил. Сделает большую кучу и идет прочь, как всякий другой зверь.