Борьба в эфире   ::   Беляев Александр Романович

Вся видимая площадка догоризонта напоминала шахматную доску, с чёрными клетками лесов и более светлыми – полей. Какие-то реки или каналы прямой, голубовато-серебристой лентой прорезали эту шахматную доску в нескольких местах. Домов не было видно в синеве сумерек. Повернувшись вправо, я увидел нечто, заставившее меня вскрикнуть. В лучах заходящего солнца сверкали золотом главы кремлёвских церквей, Иван Великий, соборы. Нет никакого сомнения, это московский Кремль. И всё же это был не тот московский Кремль, который знал я… Нельзя было узнать и Москвы-реки. Её, очевидно, выпрямили. Яузы совсем не было видно. Я напрягал зрение, пытаясь рассмотреть Москву с этой высоты. Но Эа легко коснулся моего плеча и жестом предложил следовать за ним. Я повиновался и, вздохнув, переступил порог моей тюрьмы.

Странная, необычная тюрьма! Огромный круглый зал был залит светом. Все стены уставлены шкафами с книгами. Перед полками стоят столы с неизвестными мне инструментами, похожими на сломанные фотографические аппараты и микроскопы. А всю середину комнаты занимал огромный телескоп. Или у них особая система содержания преступников, или… или у них совсем нет тюрем, и меня поместили в обсерваторию, как наиболее надёжное, трудное для побега место. Так оно и оказалось.

Ко мне подошёл пожилой, но бодрый и жизнерадостный человек, с несколько монгольским типом лица, такой же безволосый, как Эль. Он радушно поднял руку в знак приветствия, с любопытством изучая меня.