Страница:
41 из 105
Эль там был почти так же хорош, как и в таверне Отика, а свинина, хорошо потушенная, нарезанная ломтями и запечённая в пироге, была во много раз лучше – Карамону пришлось отведать немало и первого и второго, чтоб окончательно убедитьсяв этом. Однако сидел ли силач в таверне, работал ли в поле или просто шёл по улице, его никогда не оставляла мысль об оставленном без присмотра брате. Он по многу раз в день заглядывал к Рейстлину и, лишь убедившись, что тот ни в чём не нуждается, мог отправляться по своим делам.
Отношения между двумя братьями, находившиеся в точке кипения после страшных событий в Башне, потихоньку остыли с приходом зимы. Рейстлин запретил брату вспоминать события того дня или как-то обсуждать их. Карамон не особо и упрямился, потихоньку начав считать для себя, что брат, когда убивал его, либо знал, что это морок, либо просто не разглядел, на кого нападает. Рейстлин с ним не спорил. Где-то на задворках души Карамона жила уверенность в том, что если брат и убил его, так он, несомненно, заслужил это. Он совсем не обвинял своего близнеца, а когда на него вдруг накатывала тоска, становилось совсем плохо и мрачно, то юноша всеми силами стремился сохранить своё убеждение в неприкосновенности. Пусть уж будет как будет, слишком хрупок ещё паритет их отношений. А если совсем становилось невмоготу, так к его услугам всегда была превосходная «гномья водка», так хорошо врачующая душу.
«В конце концов, я сильный и здоровый, – рассуждал Карамон, – а Рейст слабый и больной. Значит, я обязан его защищать».
Рейстлин и сам чувствовал себя не лучше, испытывая глубокий стыд за убийство брата, да ещё совершенное в порыве безумной ревности.
|< Пред. 39 40 41 42 43 След. >|