JК
Грузовой лифт :: Дар Фредерик
Страница: 88 из 98Все, что произошло, находится в другом измерении с другими законами.
Мы посмотрели друг на друга со сладкой грустью, которая нам была и приятна и горька.
— Не знаю, увидимся ли мы когда-нибудь, — сказала она, опуская глаза.
— Я мечтаю увидеть вас вновь, и вы знаете это.
— Я думаю, должно пройти немного времени…
— Я тоже так думаю. Вы знаете, где живу я, а я знаю, где живете вы, — нет причин не встретиться.
Не сказав больше ни слова, я вылез из люка и закрыл за собой тяжелую дверцу. Она захлопнулась с долгим вибрирующим звуком. Я услышал, как заскрежетал тяжелый засов, и огромная печаль обрушилась на меня — я вновь оказался в одиночестве.
12. НЮАНСЫ
У входа в тупик никого не было. Как, впрочем, и на улице.
Наши опасения оказались напрасными — полиция приняла версию самоубийства.
Это рождественское утро было зловещим: серое небо и бриз, который нес с собой снег. Квартал, казалось, вымер, а лица редких прохожих, которые прижимались к стенам домов, чтобы скрыться от ветра, были еще более серыми, чем само утро.
Силы мои иссякли. Я не мог думать ни о чем, кроме сна, о том, как умоюсь и лягу в теплую постель. Работа в подвале Драве окончательно раздавила меня. В витринах отражалось мое лицо — ничего хорошего. Я напоминал трепещущее полинявшее знамя, какие обычно выставляют на фасадах обветшавших зданий.
Много раз я оглядывался, но никто не следил за мной.
Мы посмотрели друг на друга со сладкой грустью, которая нам была и приятна и горька.
— Не знаю, увидимся ли мы когда-нибудь, — сказала она, опуская глаза.
— Я мечтаю увидеть вас вновь, и вы знаете это.
— Я думаю, должно пройти немного времени…
— Я тоже так думаю. Вы знаете, где живу я, а я знаю, где живете вы, — нет причин не встретиться.
Не сказав больше ни слова, я вылез из люка и закрыл за собой тяжелую дверцу. Она захлопнулась с долгим вибрирующим звуком. Я услышал, как заскрежетал тяжелый засов, и огромная печаль обрушилась на меня — я вновь оказался в одиночестве.
12. НЮАНСЫ
У входа в тупик никого не было. Как, впрочем, и на улице.
Наши опасения оказались напрасными — полиция приняла версию самоубийства.
Это рождественское утро было зловещим: серое небо и бриз, который нес с собой снег. Квартал, казалось, вымер, а лица редких прохожих, которые прижимались к стенам домов, чтобы скрыться от ветра, были еще более серыми, чем само утро.
Силы мои иссякли. Я не мог думать ни о чем, кроме сна, о том, как умоюсь и лягу в теплую постель. Работа в подвале Драве окончательно раздавила меня. В витринах отражалось мое лицо — ничего хорошего. Я напоминал трепещущее полинявшее знамя, какие обычно выставляют на фасадах обветшавших зданий.
Много раз я оглядывался, но никто не следил за мной.