JК
Быть драконом :: Стерхов Андрей
Страница: 478 из 492О чем я троекратно и оповестил Пределы громким клокочущим криком: «Осоколодонг!»
Покружив над холмом, я убедился, что небо меня по-прежнему любит, что оно меня по-прежнему держит, и поспешил, выписывая крылами строгие восьмерки, в сторону спящего города.
Известно, что японский иероглиф, означающий «полет дракона», имеет сорок восемь черт и его написание из-за сложности не входит в перечень обязательных навыков курса японской каллиграфии. Ничего удивительного в этом нет – описать полет дракона, все эти замысловатые фигуры, которые он может выделывать в воздухе, практически невозможно. Это столь же трудно, как и описать те чувства, которые испытывает дракон во время полета.
Я летел над облаками, поглощенный трепетным восторгом свободы. Летел раскованно, лихо, в свое удовольствие. Делал несколько мощных взмахов, поднимался вверх и ложился, расправив крылья, на поток. Затем вновь месил воздух крыльями, чтобы подняться выше. И выше. И выше, и выше, и выше. И вновь опускался, отдаваясь на волю воздушным течениям. Несколько раз нырял к земле – складывал крылья и с радостным возгласом «Осзгагэла!» камнем падал вниз. В последнюю секунду расправлял крылья, гася скорость падения, и плавно выходил из пике.
Потом Вуанг взял во мне верх над Ашгарром, я перестал резвиться и, памятуя, что впереди много серьезных дел, набрал крейсерскую скорость.
Подо мной клубились облака, надо мной светились звезды. Отсюда, с заоблачной высоты, мерцающие мертвым светом звезды казались еще притягательней, еще загадочней. Я люблю разглядывать звезды. Звездное небо над головой – одна из двух непостижимых для меня тайн мироздания. Воистину так. Вот чего не постичь, того не постичь.
Покружив над холмом, я убедился, что небо меня по-прежнему любит, что оно меня по-прежнему держит, и поспешил, выписывая крылами строгие восьмерки, в сторону спящего города.
Известно, что японский иероглиф, означающий «полет дракона», имеет сорок восемь черт и его написание из-за сложности не входит в перечень обязательных навыков курса японской каллиграфии. Ничего удивительного в этом нет – описать полет дракона, все эти замысловатые фигуры, которые он может выделывать в воздухе, практически невозможно. Это столь же трудно, как и описать те чувства, которые испытывает дракон во время полета.
Я летел над облаками, поглощенный трепетным восторгом свободы. Летел раскованно, лихо, в свое удовольствие. Делал несколько мощных взмахов, поднимался вверх и ложился, расправив крылья, на поток. Затем вновь месил воздух крыльями, чтобы подняться выше. И выше. И выше, и выше, и выше. И вновь опускался, отдаваясь на волю воздушным течениям. Несколько раз нырял к земле – складывал крылья и с радостным возгласом «Осзгагэла!» камнем падал вниз. В последнюю секунду расправлял крылья, гася скорость падения, и плавно выходил из пике.
Потом Вуанг взял во мне верх над Ашгарром, я перестал резвиться и, памятуя, что впереди много серьезных дел, набрал крейсерскую скорость.
Подо мной клубились облака, надо мной светились звезды. Отсюда, с заоблачной высоты, мерцающие мертвым светом звезды казались еще притягательней, еще загадочней. Я люблю разглядывать звезды. Звездное небо над головой – одна из двух непостижимых для меня тайн мироздания. Воистину так. Вот чего не постичь, того не постичь.