JК
Царь мышей :: Абаринова-Кожухова Елизавета
Страница: 113 из 708 — Тебе оказали высочайшее доверие — возвести памятник такому великому человеку, а ты, каналья римская, что мне суешь? Это ж не царь, а какая-то, прости Господи, каракатица морская, да еще на трех ножках!
— Во-первых, неримская, а венецианская каналья, — с достоинством отвечал Черрителли. — А во-вторых, ваши замечания, синьор градоначальник, просто выказывают в вас, как бы это поприличнее выразиться, отсталое отношение к высокому искусству.
Однако князь вовсе не хотел выражаться поприличнее:
— Может, я и отсталый, но никому не позволю глумиться над нашим славным прошлым и засорять наш прекрасный Царь-Город всяким каменным уродством!
— Я так вижу! — гордо приосанился камнотес. — И ничуть не сомневаюсь — простые люди прекрасно поймут, что я хотел выразить своим уно беллиссимо шедевро!
— Ну так объясни мне, дураку, что ты хотел выразить! — вспылил Длиннорукий. — Объясни мне, старому невежде, какого беса у Степана три ноги?
— О, ну это же очень просто! — воодушевился Черрителли. — Если вы приглядитесь, то увидите, что это не просто ноги, но на каждой ноге на коленке еще и глаз — как воплощение завоевательных притязаний вашего великого соотечественника: один глаз смотрит на закат, другой на восход, а третий — на полдень.
— А на полночь? — едва сдерживая ярость, проскрежетал князь.
Художник схватил рисунок и, прищурившись, оглядел его с расстояния вытянутой руки. А другой рукой громогласно хлопнул себя по высокому лбу:
— Си, ну конечно же! Я все думал, ну чего же здесь не хватает, а теперь понял — четвертой ноги! Знаете, синьор князь, а вы вовсе не такой невежда в искусстве, каким представляетесь.
— Во-первых, неримская, а венецианская каналья, — с достоинством отвечал Черрителли. — А во-вторых, ваши замечания, синьор градоначальник, просто выказывают в вас, как бы это поприличнее выразиться, отсталое отношение к высокому искусству.
Однако князь вовсе не хотел выражаться поприличнее:
— Может, я и отсталый, но никому не позволю глумиться над нашим славным прошлым и засорять наш прекрасный Царь-Город всяким каменным уродством!
— Я так вижу! — гордо приосанился камнотес. — И ничуть не сомневаюсь — простые люди прекрасно поймут, что я хотел выразить своим уно беллиссимо шедевро!
— Ну так объясни мне, дураку, что ты хотел выразить! — вспылил Длиннорукий. — Объясни мне, старому невежде, какого беса у Степана три ноги?
— О, ну это же очень просто! — воодушевился Черрителли. — Если вы приглядитесь, то увидите, что это не просто ноги, но на каждой ноге на коленке еще и глаз — как воплощение завоевательных притязаний вашего великого соотечественника: один глаз смотрит на закат, другой на восход, а третий — на полдень.
— А на полночь? — едва сдерживая ярость, проскрежетал князь.
Художник схватил рисунок и, прищурившись, оглядел его с расстояния вытянутой руки. А другой рукой громогласно хлопнул себя по высокому лбу:
— Си, ну конечно же! Я все думал, ну чего же здесь не хватает, а теперь понял — четвертой ноги! Знаете, синьор князь, а вы вовсе не такой невежда в искусстве, каким представляетесь.