Царь мышей   ::   Абаринова-Кожухова Елизавета

Делать это приходилось очень осторожно — с одной стороны, боярин Андрей, конечно, считался опасным государственным преступником, но, с другой стороны, именно любимый «Идущими» царь Путята ходатайствовал о переводе боярина Андрея из темницы под домашний надзор и, следовательно, сам попадал в разряд если и не пособников, то попустителей. Правда, с третьей стороны, царь сделал это не совсем по доброй воле, а выполняя просьбу чужеземцев, Дубова и его спутников, но и их тоже, с четвертой стороны, осуждать было бы не совсем уместно, ибо они оказали обожаемому Государю ценную услугу.

Поэтому «Идущим вместе» приходилось себя сдерживать — их плакаты и выкрики не выходили за общие рамки решительного осуждения неких врагов Отечества и столь же решительной поддержки Путяты и всех его славных дел.

Боярин Павловский околачивался где-то поблизости, но все-таки чуть в сторонке, следя за тем, чтобы его подопечные в своем искреннем путятолюбивом порыве не выходили за пределы приличия. Особо следовало приглядывать за юной боярышней Глафирой, у которой высокие и светлые чувства к Путяте как к царю нередко смешивалась с высокими и светлыми чувствами к нему же, но как к человеку противоположного пола.

После того как в очередной раз отзвучал набор выкриков наподобие «Смерть врагам!», «Позор пособникам!» и «Слава Путяте!», Цветодрев вновь заиграл на гуслях, и вперед вышла любовеобильная Глафира. Когда отзвучало музыкальное вступление, боярышня с чувством запела: 

— Я девушка собою хороша,

Мои друзья — отличные ребята,

Но я хочу такого жениха,

Как царь наш, обожаемый Путята.