Часовщик   ::   Кортес Родриго

— И это все?! Здесь многие вхрам не ходят!

Комиссар Трибунала поднял руки, призывая к тишине.

— Разумеется, это не все. Олаф Гугенот тяжко погрешил против Господа словом.

— И что он сказал?

Брат Агостино покачал головой:

— Материалы Святой Инквизиции не подлежат огласке.

Мастера загудели.

— А кто его поймал на слове? Свидетели — кто?

Монах забарабанил пальцами по трибуне.

— Имена свидетелей Святой Инквизиции также не могут быть разглашены.

— Да что же это за суд такой?! — наперебой заголосили горожане. — А где же наши права?! Куда смотрит кортес?!

Брат Агостино принялся объяснять, что Инквизиция не имеет ничего общего с городским судом, ничьих прав нарушать не собирается, сама, без участия светской власти, никого наказывать не будет. Однако то, чего святые отцы более всего опасались, все-таки прозвучало.

— Я так понимаю, — выступил вперед ремесленник с лицом записного шута, — падре Ансельмо просто денежки Олафу платить за куранты не захотел! Сначала фальшивки подсунул, а как Мали его за ж… взял…

Мастеровые захохотали, и этот хохот, эхом отдавшись от храмового потолка, вернулся и обрушился на вцепившегося в трибуну окаменевшего Комиссара Трибунала. А потом все словно само собою стихло, и вперед выступил самый старый мастеровой цеха.

— Слушай меня, монах, — нимало не смущаясь высоким званием Комиссара Трибунала, произнес он.