JК
Часы без пружины :: Юрьев Зиновий
Страница: 26 из 136Внутри его образовалась какая-то противная пустота, и в этой пустоте, словно на пружинных подвесах, дрожало сердце. "Сейчас инфаркт будет", равнодушно, без испуга подумал он и глубоко вздохнул, осторожно развел руки.
И что он накинулся на Веру? Это ведь только вначале вздрагивал он, когда она называла его Коленькой, потому что принадлежало это слово его первой жене-покойнице. Ей только. Но покойница не обижалась, не возражала, и мало-помалу Николай Аникеевич перестал передергиваться при Верином "Коленьке". И если накинулся он сейчлс на жену, то только из-за безумного этого дня. Как начался он с "божьего одуванчика", так и полетел вверх тормашками, мать ее за ногу, этот ДИР^ИЙ день.
Но Вера, Верка-то ни при чем. Осторожно, почти на цыпочках, подошел он к двери и заглянул на кухню. "Сидит в сером своем свитерке, не в халате домашнем, а в свитере. Знает, что нравится он мне. Сроду не дашь сорока пяти бабе. Ну, сорок от силы, больше ни годочка. Сидит, голову опустила".
- Ну, не сердись, не сердись, - сказал Николай Аникеевич и подумал, что надо было бы слово какое-нибудь ласковое сказать, интимное такое,.. Чтоб теплое такое было, трепещущее, как, скажем, котенок, когда берешь его в руки, или, например, птенец. Но как-то неловко было, не привык он. Не начинать, же перед пенсией в птенчики играть. Подумал - и тут же одернул себя с неудовольствием: поздно, рано, четыреста, двести - все рассчитывает, все суетится, все прикидывает, все прогадать боится.
Он подошел к жене и положил ей руку на плечо.
И что он накинулся на Веру? Это ведь только вначале вздрагивал он, когда она называла его Коленькой, потому что принадлежало это слово его первой жене-покойнице. Ей только. Но покойница не обижалась, не возражала, и мало-помалу Николай Аникеевич перестал передергиваться при Верином "Коленьке". И если накинулся он сейчлс на жену, то только из-за безумного этого дня. Как начался он с "божьего одуванчика", так и полетел вверх тормашками, мать ее за ногу, этот ДИР^ИЙ день.
Но Вера, Верка-то ни при чем. Осторожно, почти на цыпочках, подошел он к двери и заглянул на кухню. "Сидит в сером своем свитерке, не в халате домашнем, а в свитере. Знает, что нравится он мне. Сроду не дашь сорока пяти бабе. Ну, сорок от силы, больше ни годочка. Сидит, голову опустила".
- Ну, не сердись, не сердись, - сказал Николай Аникеевич и подумал, что надо было бы слово какое-нибудь ласковое сказать, интимное такое,.. Чтоб теплое такое было, трепещущее, как, скажем, котенок, когда берешь его в руки, или, например, птенец. Но как-то неловко было, не привык он. Не начинать, же перед пенсией в птенчики играть. Подумал - и тут же одернул себя с неудовольствием: поздно, рано, четыреста, двести - все рассчитывает, все суетится, все прикидывает, все прогадать боится.
Он подошел к жене и положил ей руку на плечо.