Страница:
39 из 136
И словно в далеком детстве, в те редкие дни, когда ожидало его что-то очень хорошее, почувствовал Николай Аникеевич такой прилив доброжелательной любви ко всему миру, такой щекотный восторг в груди, что положил руку на плечо и спину воображаемой дамы и тихонько закружился в вальсе, который никогда не умел танцевать.
- Коля, Коленька...
В дверях стояла Вера в длинной своей ночной рубашке с коричневыми тюльпанами и с ужасом смотрела на взлохмаченного со сна мужа, который кружился в шесть утра в вальсе, положив руки на плечо и спину воображаемой партнерши. Вот, вот они, все эти неясные, непонятные его дела, летящие и прилетающие сотни, скрытность его странная...
- Вера Гавриловна, - сказал, остановившись, Николай Аникеевнч, - я, разумеется, одет неподобающим образом, но позвольте пригласить вас. Вы, между прочим, тоже ведь не в бальном туалете.
Чужой, встрепанный, в смутном свете пасмурного мартовского утра, подохренного настольной лампой, боже, кто это? Но сделал он шаг навстречу, наклонил голову, весело сверкнули глаза, и положил тяжелую руку ей на плечо. Вздрогнула от прикосновения, но было уже не страшно.
- Ночь ко-рот-ка, спят об-ла-ка, - тихонько запел Николай Аникеевич и неловко, первый раз в жизни, завертел жену в медленном вальсе.
- Коль, ты что? - прошептала Вера Гавриловна, чувствуя, что невесть отчего на глаза навернулись слезы.
- Я ничего, - громко и важно сказал Николай Аникеевич, я танцую с женой медленный утренний вальс...
Странно, необычно, уже нестрашно... И спала вдруг с Веры Гавриловны пелена лет и забот, и вынырнула из-под них девчонка, и жадно отдалась волнующей, непривычной нежности.
|< Пред. 37 38 39 40 41 След. >|