JК
Чего стоит мечта (Хонор Харрингтон - 2) :: Вебер Дэвид
Страница: 86 из 126Это был эмпатический аналог прищура против слепящего света, но теперь он пошире открыл "глаза", посылая свою эмпатию в поисках мыслесвета, о котором ему поведал Парсифаль, и чистая энергия, взмывающая за ним, почти пугала.
"Я и не ожидал, что между песнями памяти и реальностью такая разница, подумал он, полуослепнув от возбуждения и предвкушения, издаваемыми таким большим числом мыслесветов. - А должен был. Все песни согласны в том, что человеческий мыслесвет мощнее любого из Народа, и как бы даже величайшей певице памяти удалось воссоздать такую необузданную энергию?"
Он тряхнул головой, наклоняясь вперед как во время сильного ветра, и медленно выдавил бурлящее смятение из своих мыслей. Высвободившись, он снова потянулся, ища "принцессу", и внезапно уши его резко дернулись, а хвост стал торчком.
"Невозможно, - подумал он. - Это невозможно! Никто, будь то из людей или из Народа, не может излучать такой мыслесвет! Его мощь должна поглотить того, в ком он горит!"
Не успел он так подумать, как понял, что это не так, потому что почувствовал, что реальность движется к нему по залу.
"Такая мощь, - подумал он благоговейно. - Такая ясность и сила!" Он чувствовал сострадание в мыслесвете, порядок и ответственность, самоотдачу. И еще он почувствовал любовь, которую обладать мыслесвета нес как приветственный огонь, готовый согреть и ободрить любого, кто позовет.
И он попробовал боль. Ужасную, неутихающую боль - пустоту, которая умоляла о том, чтобы ее заполнили.
"Я и не ожидал, что между песнями памяти и реальностью такая разница, подумал он, полуослепнув от возбуждения и предвкушения, издаваемыми таким большим числом мыслесветов. - А должен был. Все песни согласны в том, что человеческий мыслесвет мощнее любого из Народа, и как бы даже величайшей певице памяти удалось воссоздать такую необузданную энергию?"
Он тряхнул головой, наклоняясь вперед как во время сильного ветра, и медленно выдавил бурлящее смятение из своих мыслей. Высвободившись, он снова потянулся, ища "принцессу", и внезапно уши его резко дернулись, а хвост стал торчком.
"Невозможно, - подумал он. - Это невозможно! Никто, будь то из людей или из Народа, не может излучать такой мыслесвет! Его мощь должна поглотить того, в ком он горит!"
Не успел он так подумать, как понял, что это не так, потому что почувствовал, что реальность движется к нему по залу.
"Такая мощь, - подумал он благоговейно. - Такая ясность и сила!" Он чувствовал сострадание в мыслесвете, порядок и ответственность, самоотдачу. И еще он почувствовал любовь, которую обладать мыслесвета нес как приветственный огонь, готовый согреть и ободрить любого, кто позовет.
И он попробовал боль. Ужасную, неутихающую боль - пустоту, которая умоляла о том, чтобы ее заполнили.