Отойдя метров на десять, он обернулся к оставшимся:
— Если Жогин помрет, тело до нашего прихода не хороните.
— Ларин, — сказал мне Козлов, когда мы ушли от барханов достаточно далеко. — Вот что, Ларин. — Он сунул руку в карман и вытащил из него запальный узел от огнемета. — Я его специально свинтил. Если что, они им не смогут воспользоваться.
— Я видел, — сказал я, не замедляя шагов.
— Ты в группе самый глазастый, — рассмеялся Козлов. — Как ты думаешь, для чего я это сделал?
— Для ровного счета, — ответил я и даже не оглянулся.
— Правильно. На два делить легче, чем на пять.
— На четыре. Жогин не в счет.
— В счет, он притворяется. И Алапаев это прекрасно знает. Алапаев медик. Они заодно.
— Не повезло Григорьеву.
— Что делать. Я нарочно его оставил, чтобы связать им руки. При нем они не осмелятся.
— А без него?
— Ты думаешь?..
Я пожал плечами и не ответил. Козлов стал сопеть и чесаться, теперь он шел со мной рядом, и я видел, как его грязные ногти выскребают из щетины песок.
— Ладно, — сказал Козлов. — Если они Григорьева уберут, нам меньше работы.
— Там что? — он дернулся, показывая вперед, и хотел спрятаться за меня. Я запомнил, к какому карману потянулась его рука.
— Где — там? — я кивнул на осьмушку луны, вылезшей из-за дальних барханов. — Там — луна.