Черное Таро   ::   Николаев Андрей

— Игорь, — знакомый нумизмат, из мелких, специализирующихся на монетах первой четверти двадцатого века, которогоникто иначе, как Сема, не звал, потянул его за рукав, — тебя вчера девчонка одна спрашивала.

— Когда это было, — Корсаков остановился.

— Под вечер уже, часов в семь. Я ее видел как-то с тобой и Владиком, только забыл как зовут.

— Анюта ее зовут, — задумчиво проговорил Корсаков, — она не говорила, зачем я ей понадобился?

— Нет. Собственно, я и не интересовался. Она еще спрашивала, где Трофимыча нашли. Ну, я объяснил, — Сема в затруднении потер бледную плешь, — слушай, говорят он с тобой был в последнюю ночь. Вроде, клад вы нашли, а?

— Врут, суки, — коротко ответил Корсаков и пошел дальше.

— Там если монеты старинные будут, ты уж не забудь про меня, — крикнул ему вслед нумизмат.

— Были бы — не сказал, — пробормотал себе под нос Игорь, — или тоже на тот свет торопишься.

Его законное место было занято — знакомый портретист, Сашка-акварель, расположился со вкусом под зонтиком, выставил свои работы. Кличку он получил за то, что перебрав, всегда начинал убеждать окружающих, что только акварельные краски могут передать всю тонкость души, всю гамму чувств, спрятанную в глазах любого человека.

— Я любую душу вскрою, как банку с маслинами, — кричал Сашка в такие моменты, — все насквозь увижу и выложу на бумагу: вот, граждане, душа человеческая.

Его любовь к акварели была тем более странна, что работал он исключительно карандашом и в трезвом виде красок не признавал.