Четвертое правило Мангуста   ::   Вайнин Валерий

С моей стороны, однако, это было бы непростительным гуманизмом. И чтоб этот урод не заподозрил, будто у него со мной слишком уж легко получается, я процедил сквозь зубы:

– Пятьсот штук есть пятьсот штук. Когда я выполню работу, ты можешь попытаться сдать меня ментам.

Павел Тимофеевич искренне удивился:

– Зачем? Чтоб ты там запел соловьем?

– Против тебя, Хлыст, у них ничего не будет, только мои слова. К тому же я заметил: в МУРе у тебя все схвачено.

– Да на хер мне тебя сдавать?! Мы с тобой, Француз, еще не одно дело сварганим. Такие парни, как ты, на улице не валяются.

«А такие, как ты, тем более», – мысленно произнес я. Но пора было заканчивать эту бодягу. И, окинув его тяжелым взглядом, я сплюнул под ноги. Как в голливудских боевиках: на большее меня не хватило.

– О'кей, – кивнул я. – Но бабки наличкой.

Глаза Хлыстина азартно блеснули.

– Как скажешь. – Он протянул мне руку.

Вероятно, для поддержания образа следовало ее пожать. Но я опасался, что не сдержусь и вырву его руку вместе с предплечьем.

– Разбежались, – буркнул я. – Нечего нам вместе светиться.

Рука Павла Тимофеевича повисла в воздухе. Но, как ни странно, он не обиделся.

– А сейчас ты куда? – Он с ухмылкой указал на дверь школы. – К зазнобе своей?

– А ну! – рявкнул я, как Илья Муромец на татарскую конницу.

С той же ухмылкой Хлыстин поднял руки.

– Молчу, молчу. Как говорится, на вкус, на цвет… – Вертя тросточкой, он двинулся к своему «БМВ».