Чужая война   ::   Игнатова Наталья Владимировна

Марк выжил, то-то радости было. Кровиночка их. Любовь единственная. Как бы он без отца да без матери?

А Эльрик ее тетушкой звал. Уважал. Так она его сэром величать и не научилась. Да и его-Трессу, если уж на то пошло, госпожой назвать язык не поворачивался. Девчонка ведь. Какие там госпожи-сэры? И то сказать, когда привезли его однажды в «Серую кошку», почитай без руки правой, кто его выхаживал? Не вертихвостки эти, что табунами прорваться пытались. И что она, Ганна, слышала, когда рычал шефанго в бреду то на непонятном языке, то на человеческом, никто никогда не узнает. И как плакал он, губы кусая до крови. И как просил кого-то... непонятно просил, но так... Ганна сама плакала, как слышала. Хоть и непонятно. Нет. Никто не узнает, с ней это вместе и умрет. Прикипела она сердцем к шефанго этому страхолюдному, как к сыну родному. Словно вернулся тот, первый, что умер. Ежи. Три годика ему было. Долго умирал. Плохо. Также она его выхаживала. Сутками у кровати сидела. Молилась... Да не услышал Бот. Что ему, Богу, до Иоганны Джозефовой? Что ему до Ежи? Столько дел других. Важных.

– Может, останешься? – спросила она потом, когда собрался Эльрик уезжать. – Оставайся, право слово. Ты ж мне за сына стал. Ну зачем тебе ехать? Куда ты с одной-то рукой?

Обнял он ее вдруг. Поцеловал в лоб. Улыбнулся:

– На Запад мне нужно, – говорит. – Дела. А тебе спасибо. Ты даже не представляешь, какое спасибо.

– Да за что? – Ганна отмахнулась, еще не веря, что он действительно уедет, и зная уже, что уедет.