JК
Чужая война :: Игнатова Наталья Владимировна
Страница: 697 из 705А на меня свалились шефанго и фьортшильцы. С этими ребятами месяц, проведенный в Квирилле, показался мне годом. Причем годом, стоившим двух лет войны вместе взятых.
Однако всему на свете приходит конец. Вот и мне... гм... Я имею в виду, что однажды адъютант доложил:
– Торанго, вас хочет видеть... э-э... Эльфийка... – Он оглянулся нерешительно, словно подсказку слушал, и растерянно добавил:
– Госпожа Кина Серебряный Голос... Торанго?!
Этот его вопль я уже за спиной услышал.
Синие глаза. Синие глаза в обрамлении черных ресниц. Я проваливался в эту синеву, даже не пытаясь выплыть, хотя бы воздуха вдохнуть, я тонул в ней...
Секунды две.
Даже меньше.
Потому что...
Потому что Кина не могла быть здесь. Ее просто не должно было быть здесь. Где угодно, только не в Десятиградье, откуда уходят каждый день остатки армий, где мерка зерна стоит полсотни серебряных марок, а за фунт сала люди готовы перегрызть друг другу глотки.
И хорошо было бы, тупо таращась, постоять хотя бы с минутку. Чтобы успело улечься в голове то, что глаза, за которые не жалко умереть, блестят слезами. Кина. Плакала. И готова расплакаться снова...
Не было у меня этой минутки.
Был ошеломленный адъютант, из смертных. Были просторные окна. Были наглые и любопытные взгляды в приоткрытую дверь приемной. Были жадные уши, вытянувшиеся в нашу сторону, и языки без привязей, готовые истрепать и забросать грязью кого угодно. Даже Кину.
Кину...
Однако всему на свете приходит конец. Вот и мне... гм... Я имею в виду, что однажды адъютант доложил:
– Торанго, вас хочет видеть... э-э... Эльфийка... – Он оглянулся нерешительно, словно подсказку слушал, и растерянно добавил:
– Госпожа Кина Серебряный Голос... Торанго?!
Этот его вопль я уже за спиной услышал.
Синие глаза. Синие глаза в обрамлении черных ресниц. Я проваливался в эту синеву, даже не пытаясь выплыть, хотя бы воздуха вдохнуть, я тонул в ней...
Секунды две.
Даже меньше.
Потому что...
Потому что Кина не могла быть здесь. Ее просто не должно было быть здесь. Где угодно, только не в Десятиградье, откуда уходят каждый день остатки армий, где мерка зерна стоит полсотни серебряных марок, а за фунт сала люди готовы перегрызть друг другу глотки.
И хорошо было бы, тупо таращась, постоять хотя бы с минутку. Чтобы успело улечься в голове то, что глаза, за которые не жалко умереть, блестят слезами. Кина. Плакала. И готова расплакаться снова...
Не было у меня этой минутки.
Был ошеломленный адъютант, из смертных. Были просторные окна. Были наглые и любопытные взгляды в приоткрытую дверь приемной. Были жадные уши, вытянувшиеся в нашу сторону, и языки без привязей, готовые истрепать и забросать грязью кого угодно. Даже Кину.
Кину...