Дар тому, кто рожден летать   ::   Бах Ричард

И если бы двигатель взорвался, что само по себе уже очень плохо: нам пришлось бы кое-как приземлиться и продолжить, взяв другой самолет.

Как это ни странно, но к такому тоже привыкаешь. Даже там, на Голубиной горке, почти потеряв управление в тридцати футах над землей и со всей силой отчаяния вцепившись в штурвал, каждый из нас думал:

- Прорвемся! В последний миг машина выровняется! Всегда выравнивалась:

В один из дней я увидел ирландского летчика - он брел одиноко, и в петлице его немецкой летной куртки торчал пучочек вереска.

- Низко летаешь? - в шутку спросил я.

На его сером лице не возникло и тени улыбки:

- Я думал, это конец. Чудом остался жив - редкостное везение.

Голос его звучал настолько мрачно, что во мне разыгралось нездоровое любопытство. Оказывается, вереск в его петлице был скошен со склона Голубиной горки стойкой шасси Фоккера.

- Последнее, что я помню - удар потока и земля прямо перед глазами. Я зажмурился и ручку что есть силы потянул. Ну и вот он - я.

Вечером операторская группа все это подтвердила. Проходя мимо вышки, Фоккер завалился на крыло, нырнул вниз и, слегка зацепив склон, метнулся вверх. Только вот камера в этот момент была направлена объективом в другую сторону.

Одним из самолетов, с которыми мы работали, был двухместный аэроплан Кодрон-277 Люсиоль. Нам сказали, что "Люсиоль" переводится как светлячок.