JК
Давление жизни :: Биленкин Дмитрий
Страница: 8 из 13Но в вышине неба одно за другим вспыхивали незримые днём перистые облака, будто кто-то трогал их, беря аккорды цветомузыки. Золотистые, лиловые, красные — тона были нежные, лёгкие, высокие, они плыли в фиолетовом хрустале неба лепестками прозрачных цветов.
Севергин поднял голову и шёл так, улыбаясь чему-то, поражаясь тому, что улыбается, и желая себе вечно быть таким, как сейчас.
Не надо спорить с природой — он только теперь это понял. Не надо требовать от неё уюта диванных подушек, надо брать то, что она даёт, и любить каждое мгновение своего существования, ибо вдали у каждого все равно смерть. Так стоит ли ненавидеть жизнь за то, что она не вполне соответствует желаниям? Камень падает, река течёт, человек ищет счастья, все совершается по своим законам, их надо понять, а спорить — к чему?
Севергин незаметно для себя перешёл тот рубеж, который отделяет отрезок жизни, не омрачённый близящейся смертью, от последней прямой, когда точно известен час её завершения. Разные люди пересекают этот рубеж по-разному, но все они открывают за ним что-то новое для себя — страшное, великое, в чем есть и ужас и примирение.
Небо почернело, но темнота длилась недолго: поднялся Деймос. Почва слегка засеребрилась, и холодок, охватывавший колено при каждом шаге, когда ткань натягивалась, сделался ощутимей. Севергин усилил электрообогрев.
Равнина стала плоской, как разостланная скатерть, но кое-где её узкими мазками туши пятнали тени, отброшенные редкими стрелками сафара — унылой порослью марсианской травы.
Севергин поднял голову и шёл так, улыбаясь чему-то, поражаясь тому, что улыбается, и желая себе вечно быть таким, как сейчас.
Не надо спорить с природой — он только теперь это понял. Не надо требовать от неё уюта диванных подушек, надо брать то, что она даёт, и любить каждое мгновение своего существования, ибо вдали у каждого все равно смерть. Так стоит ли ненавидеть жизнь за то, что она не вполне соответствует желаниям? Камень падает, река течёт, человек ищет счастья, все совершается по своим законам, их надо понять, а спорить — к чему?
Севергин незаметно для себя перешёл тот рубеж, который отделяет отрезок жизни, не омрачённый близящейся смертью, от последней прямой, когда точно известен час её завершения. Разные люди пересекают этот рубеж по-разному, но все они открывают за ним что-то новое для себя — страшное, великое, в чем есть и ужас и примирение.
Небо почернело, но темнота длилась недолго: поднялся Деймос. Почва слегка засеребрилась, и холодок, охватывавший колено при каждом шаге, когда ткань натягивалась, сделался ощутимей. Севергин усилил электрообогрев.
Равнина стала плоской, как разостланная скатерть, но кое-где её узкими мазками туши пятнали тени, отброшенные редкими стрелками сафара — унылой порослью марсианской травы.