День последний - день первый   ::   Амнуэль Песах

- Господи, что ты наделал, Стас?

Она протянула руки в пустоту, и мне увиделось прежнее - ее теплые ладони касаются моего рта, и вместо того, чтобы сказать что-то, я начинаю целовать их - ямочки между пальцами, - и мы оба знаем, что произойдет сейчас, и радуемся, и ждем, и отталкиваем друг друга, чтобы через мгновение придти друг к другу опять, и - все, этого уже не будет никогда.

Жаль?

Но ведь мы не стали калеками. Наоборот, сейчас мы можем почти все. Лина коснулась рукой моей щеки - такое у меня возникло ощущение. Она поняла.

- Ты готова? - спросил я, и Лина кивнула. Скорее, - молила она, скорее.

- Иди! - сказал я.

Лина прижала ладони к вискам и исчезла, хотя еще не настало время по грехам ее. Но пришло иное время: быть нам вместе.

Что значит - быть вместе существам невидимым, неощутимым, неуловимым никакими приборами, физически существующими везде, и значит - друг в друге тоже? Как описать нежность, ласкающую нежность? Можно ли описать, как память касается памяти, самых интимных ее граней, и две памяти сливаются, будто две плоские картины соединяются и возникает одна - трехмерная, глубокая до синевы падающего рассветного неба?

Мы играли друг с другом, глядели друг в друга, я видел, знал и понимал все, что происходит на Земле, но оставил этот Мир на время, предоставил его самому себе.

Люди уже добивали себя - и добили, пока мы с Линой были вдвоем.

К вечеру Дня восьмого в живых оставались праведники и дети - не все, немногие. Города были пусты, и над ними стлался смрадный дым.