День последний - день первый   ::   Амнуэль Песах

Мы были приятелями, и я одним из первых узнал о его решении, и поздравил его - человек уезжал от жизни без перспектив, с отрицательным градиентом развития, уезжал от придирок по пятому пункту, от возможных, хотя так пока и не случившихся, погромов - в жизнь, полную неизвестности, но, по крайней мере, новую своими возможностями. Письма его были сначала панические, потом более спокойные, но все равно тоскливые: страна маленькая, приезжающих множество, работы нет, доктора наук подметают улицы, наука не нужна, денег на нее нет. Каждое письмо вопило о помощи, а я отвечал редко - дела, заботы. Может быть, Марик, хотя он тоже безбожник, увидел бы в Иешуа, явившемся, скажем, народу у Стены плача, того, кто нужен ему для душевного успокоения?

Я уснул опять, и - удивительно! - сон продолжался. Моя рука была в крови, я смотрел на нее с ужасом, но больно не было, это была не моя кровь.

- Да, - сказал Иешуа. - Это дела людей. И не стереть.

- Не всех людей, - прошептал я. - Есть и праведники. Есть благие цели, и благие намерения, и благие поступки. И жизни благие тоже есть.

- Кто же?

- Сахаров. Солженицын. Маркс. Лев Толстой. Ганди...

- Сахаров - водородная бомба. Солженицын - да, страдалец, но дай ему волю, и он заставит страдать других, чтобы достичь благой цели возрождения Российского государства. Маркс мечтал о коммунизме, но - на крови эксплуататоров. Даже Ганди в мыслях своих не был праведником до конца. А это - лучшие...

- Это люди, - сказал я, - а ты, если ты действительно Мессия, поведи их в царство Божие.

Иешуа покачал головой.

- Не получится. Как и два тысячелетия назад все кончится Голгофой. Люди ждут Мессию не для того, чтобы внимать ему и идти за ним. Они ждут, что Мессия отпустит им грехи их.